Меня всё равно терзала обида, поэтому я решила больше не смотреть в сторону соседского дома с его странными жильцами. Я даже перестала пользоваться калиткой, что была на нашем заднем дворе. «Лучше потратить чуть больше времени, чем видеть их и слышать», — примерно так я тогда рассуждала. К сожалению, в своём решении я была одинока. Тоти любил возвращаться домой тем путём, а порой он и вовсе добирался через сад соседей.
Как-то утром я не смогла дозваться кота, но вспомнив о его любви к ненавистной для меня территории, я вышла крыльцо чёрного хода. Тоти лежал на дорожке. От одного его вида на глаза навернулись слёзы. Он едва дышал, поза была неестественной, а шею украшала лента, которая месяц назад я видела в волосах соседской девочки.
Подняв голову, я посмотрела на окна соседского дома. На втором этаже дрогнула занавеска, но я заметила мальчишескую фигуру, мелькнувшую за ней.
Звать маму на помощь я не стала: сообразила, что единственное, чем можно помочь Тоти, это развязать ленту и ждать. Я ждала. Спустя час мой самый первый друг умер.
До сих пор не знаю, почему я сделала то, что сделала. Внутри меня всё клокотало. Было невыносимо больно. Физически больно. Меня душили слёзы, я готова была разрыдаться в любую минуту, но я взяла ленту и пошла к соседям.
Ждать, когда соседка спустится, пришлось долго. Она ещё и в оконце возле двери посмотрела, чтобы проверить степень опасности, которая ей грозит. Тогда мне стало смешно. И спокойно.
Женщина открыла дверь, и я тут же протянула ей ленту. Она долго на неё смотрела, но всё же признала в ней свою собственность и забрала.
Не знаю, что именно собиралась сделать госпожа N дальше. Быть может, поблагодарить, а, быть может, и захлопнуть дверь перед моим носом, мои слова её планы однозначно изменили. Впрочем, я не сказала ничего такого ужасного. Просто поздравила с тем, что она воспитала убийцу.
После этого соседка разразилось криком, обвинениями, оскорблениями. Я почти не вслушивалась в её вопли. Мне было всё равно. Я развернулась и ушла.
В дверях родного дома меня поджидала мама, выбежавшая на шум. В нескольких словая я объяснила ей, что произошло. Она потянулась ко мне с объятьями, но я отвела её руки и попросила помочь убрать Тоти.
Вечером в соседский дом вернулся глава семейства. Полагаю, что женщина сама вызвала супруга, побоявшись идти разбираться с моими родителями в одиночку.
Первый акт представления она устроила в собственном дворе. В красках расписав визит сумасшедшей девочки, то есть мой. Я же, не таясь, стояла на крыльце чёрного входа и с интересом наблюдала через низкую ограду за развитием событий.
Торжествующая улыбка, предназначенная для меня, померкла на губах женщины, когда её помрачневший супруг спросил, где находится его сын.
О том, что господин N нашёл отпрыска, слышал весь квартал. До дома мужчина добирался верхом и, когда отправился на поиски, в его руках был зажат стек. Видимо именно его он и пустил в ход для вразумления и наказания непутёвого чада.
Я ничего не чувствовала, слыша крики мальчишки. По бессвязным словам, которые он выкрикивал, и в честности которых не имело смысла сомневаться, ибо момент как никогда располагал к откровенности, я поняла: соседский мальчик не чувствовал за собой вины. Он не раскаивался в содеянном. Ему было просто обидно.
В тот момент я осознала простую вещь: наказание, каким бы оно ни было, не соизмеримо с преступлением. Даже убий сосед своего сына, Тоти это бы мне не вернуло.
Вот такие полузабытые детские воспоминания вызывает вид сидящего передо мной мужчины. Возможно, и обстановка поспособствовала. Пол в гостиной госпожи Орсо залит кровью, фрагменты её тела сложены в центре комнаты.
Единый! Если бы не блокирующее обоняние заклинание, которым господин Сакре одаривает каждого, кто намеревается войти в дом, я бы составила компанию молодому полицейскому, который решил доказать… что-то кому-то, и теперь… присматривает за клумбой возле крыльца.
— Господина Вейн, — я добавляю в голос металла, — прекратите этот балаган сейчас же. Давайте уже поговорим, как серьёзные, взрослые люди.
Особой надежды на то, что моим словам внемлют я не испытываю, но во всяком случае я обозначила свою позицию и своё отношение к поведению, которое вынуждена наблюдать битый час.
Господин Вейн отрывает взгляд от пола и смотрит мне в глаза. Его взор осмысленный, отчего крупная дрожь, которая якобы охватило это могучее тело, выглядит ещё более неправдоподобной.
Преступник упорно хранит молчание.
— Хорошо! Будь по-вашему! — я раскрываю папку, лежащую на коленях. Думаю, господину Вейну прекрасно видно собственную фотокарточку. Она прикреплена к листу, исписанному мелким убористым почерком. — Вы родом из Арбери — маленький, тихий городок в провинции Арбейн, почти на границе с Ланхотом. Выбор профессии перед вами не стоял, поскольку ваш отец — мясник в энном колене — должен был завещать вам семейное дело, что он и сделал. Как мы успели удостовериться, мясник из вас вышел неплохой.
Господин Сакре за спиной выразительно кашляет, напоминая о презумпции невиновности.
— Знакомясь с вашим личным делом, я натолкнулась на один интересный факт. Оказывается, вашей соседкой в Арбери была Сириль Аманди, после замужества взявшая фамилию супруга Орсо.
Господин Вейн не реагирует на мой взгляд, брошенный за его спину, туда где лежат останки его знакомой. Мужчина, почти не мигая, смотрит на меня. О! Ну, по крайней мере, перестал дрожать!
— Вот тут у меня личное дело госпожи Орсо, — я переворачиваю страницу и разглаживаю новый листок уже с женским портретом на фотографии. — В возрасте восемнадцати лет она покинула Арбери и отправилась в Аркет на учёбу в местном университете. Там она познакомилась с будущим супругом, они сыграли свадьбу и даже родили ребёнка. Спустя семь лет после отъезда госпожа Орсо приехала в родной город, повидать родителей, до того они сами ездили к ней в Аркет. Вам выпала возможность полюбоваться на счастливую молодую семью. После их отъезда вы продали дело — на это у вас ушло около полугода — и перебрались в Аркет… — отрываюсь от бумажек и спрашиваю: — Я всё правильно говорю? Если что-то не так, вы можете меня поправить!
Господин Вейн такого желания не изъявляет.
— Ну,
