Тем более, от отца уже несколько месяцев не приходит ни одна весточка. Мать из-за этого как раз и решилась податься на фронт. Я же знаю. Она, хоть и старается всеми силами не показать вида, все равно тревожится.
Сначала я думал, что теперь уж на фронт мне путь заказан. Думал, что, раз родители ушли, значит, я-то должен остаться. Да и Верка без меня пропадет. Но потом я все-таки принял решение уйти. Свои леса я знаю в совершенстве. Каждую ветку, каждый пень. И действительно смогу принести пользу советским партизанам. А Лиля и сама отлично справится. Да и, если честно, уход Генки на фронт стал для меня последней каплей.
Помню наш недавний с ним разговор. Всего около полумесяца назад. Я его провожал (как-никак, с детства знакомы), и вот тогда-то и состоялась наша беседа.
«До скорого», — сказал тогда Генка.
«Как? Мы разве скоро увидимся?»
«Возможно. Если ты глупостей не наделаешь.»
Я позавидовал ему, но промолчал. Конечно же, мне было горько и обидно, что я буду без дела сидеть в своей глуши, где в принципе спокойно, в то время, как Генка будет защищать Родину.
Исходя из этих обстоятельств, я решился уйти к партизанам. Мне, однако, пришлось вернуться. Тогда я и не думал, что все обернется совсем по-другому. А теперь, когда эйфория и последующее за ней потрясение прошли, я понимаю, что мой поступок был верхом неразумности.
Но обо всем по порядку.
Я ушел через пару дней после того, как ушла мама. Я никому ничего не сказал. Только оставил записку, в которой пояснил, что со мной все хорошо, и что обо мне вовсе не стоит волноваться. Лиля поймет. Наверно.
Собрал кое-какие вещи — и прямиком в лес. Недавно к нам заходил Павел — теткин муж. Он возглавляет отряд партизан. На счету этого отряда уже немало достижений. Надо сказать, они сильно подорвали авторитет «непобедимости» немецких войск. Но и, конечно же, не без потерь…
Я знал, что они в лесах неподалеку. Ищут себе надежное укрытие. Я сразу же смекнул, что смогу помочь. И уверенным шагом отправился прямо к ним.
Проходя мимо Генкиного дома, вспомнил одну странную историю. Совсем недавно один немец терся аккурат Генкиного дома. И повторялось это уже неоднократно. До сих пор я молчал. Не хотел пугать Лилю. Но партизанам обязательно все расскажу.
Я нашел партизан почти сразу. Вернее, они сами меня нашли.
Я шел по лесной тропинке, как вдруг откуда-то сбоку высовывается рука и хватает меня за плечо. Честно признаться, я вначале сильно испугался. А потом, когда увидел, что это всего лишь Павел, сразу от сердца и отлегло.
— Ты чего здесь? — спрашивает он, понизив голос до полушепота.
— Я за вами, — так же тихо отвечаю я, невольно оглядываясь по сторонам. Про себя с восхищением отмечаю, что маскировка у них на высшем уровне.
— Эге, парень. Ты не шути так. Война — не место для…
Павел запнулся, но я, тут же выйдя из себя, довольно-таки резко заканчиваю за него:
— … детей?
Мужчина стушевался. Смотрит на меня как-то осуждающе.
— Не понял ты ничего, — довольно-таки хмуро возражает он, сверля меня взглядом. — Ты на кого ж сестру свою оставил? На Лильку мою? Нашел крепкие плечи! А еще будущий мужчина называется — свалил ответственность на женские плечи и радуется.
Мне стало не по себе. Конечно, в чем-то он прав. Но меня всегда обижало несерьезное отношение ко мне взрослых. Надуваюсь и отворачиваюсь от него.
Как же объяснить, что для меня сейчас важнее совершенно другое? Я ясно понимаю, что здесь, рядом с партизанами, я принесу гораздо больше пользы, чем ежели буду протирать штаны в Листеневке. Ведь, если не допустить немцев до нашего села, не будет и опасности для Лили с Верой.
Вспоминаю про немцев, и тут же в памяти возникает образ того фрица, который уже несколько дней трется рядом с пустующим Генкиным домом.
Вздрагиваю от волнения и, наклоняясь к Павлу, в спешке пересказываю ему об этом. Тот хмурится, но молчит.
— Ну чего же ты? Если есть один, значит, найдутся рядом и другие, — убеждаю я мужчину.
— А как ты понял, что это немец?
— Ну так у него это… Ну, в форме он был, в общем. Да я всех жителей в селе знаю! А этого первый раз вижу.
Павел хмурится и кусает губу. Наконец, отворачивается от меня и подает какой-то сигнал своим спутникам. Коротко посвистывает три раза. Тут же к нам подходят еще несколько человек.
— Ладно, пока будешь с нами, — тихо говорит мне Павел. — Но это только потому, что назад хода нет. Вернешься обратно — привлечешь этого… немца. Значит, пойдешь с нами, а потом в обход. Идет?
Киваю. По крайней мере, это лучшее из всех представших передо мной вариантов.
Тихо пробираемся по лесной дороге. Удивляюсь, отмечая про себя тот факт, что шаги партизан почти совсем не слышны. В отличие от моих.
Погружаюсь в воспоминания. А что мне еще остается? Верить в будущее и вспоминать прошлое.
По телу пробегает дрожь, когда я вспоминаю то, что произошло всего несколько дней назад. Наш пес, Верный, который как-то смог уцелеть зимой, совершенно неожиданно пропал. По правде, он пропал бы уже давно, если бы не Вера. Помню, как Лиля в серьез собиралась приготовить из него обед. Она даже осуществила бы свое намерение, если бы не моя сестра. Девочка закричала не своим голосом и кинулась к животному. Схватила его на руки и потащила прочь. На пороге своей комнаты она обернулась и выкрикнула:
— Не трогайте его! Он хороший. Да к тому же тут даже есть нечего. Один скелетик остался!
Расплакалась и убежала.
Лиля до глубины души была тронута поступком племянницы. И Верный остался жить.
Жизнь псу была сохранена еще по одной причине: Лиля недавно стала мамой. И просто не могла уже думать ни о чем, кроме своей Любы. Даже о голоде.
Но от судьбы не убежишь. Дня три назад Вера спохватилась, что ее любимец пропал. Прибежала ко мне, сбивчиво рассказывала про «бедного друга» и непрерывно плакала. Понять, в чем дело, я смог не меньше, чем через час.
Уговоренный сестрой, пошел искать нашего пса. И нашел. Мертвый валялся у дома.
Я похоронил Верного у окраины леса, а Вере сказал, что пес убежал в лес. Не знаю, поверила она мне или нет, но больше про собаку
