— А где этот Волгоград? Новый город будет? На Волге?

— Это тот же Сталинград, — поясняю я. — Его переименуют.

Мальчишка смотрит куда-то мимо меня. Его пальцы нервно теребят вырванные им травинки.

— Мне будет восемьдесят семь лет, — наконец говорит он, переводя на меня свой взгляд. — Если доживу.

— Конечно, доживешь! — уверяю его я. — Знаешь, я тут сейчас подумала… Если мне удастся вернуться в свое время, я тебя обязательно отыщу! Только ты меня наверно уже забудешь.

Внутри меня рождается какое-то новое, никогда раньше мною не испытываемое, чувство. Будто бы я сейчас здесь, а будто бы и нет. Кажется, что все, что я говорю, нереально. А все, что было раньше, мне приснилось. Я, быть может, и смогла бы в это поверить, если бы не Феликс. Он не мог мне присниться.

Перевожу взгляд на прячущееся за деревьями солнце. А вот оно никогда не изменится. И через семьдесят лет оно такое же, и через сто, и даже через тысячу лет оно будет на небе. Меня уже не будет, а солнце будет.

— Нет, — тихо говорит Тихон, прерывая мои мысли. — Я не забуду тебя.

Поворачиваю к нему лицо и смотрю в его глаза. Он глядит на меня совсем по-другому. В его взгляде нет обычной ненависти ко мне, которая всегда проскальзывала, если он смотрел в мою сторону. В его глазах что-то другое, смешанное с грустью. Мальчишка вдруг как-то странно тряхнул головой, отводя от меня взгляд.

— Пошли, — бросает он мне изменившимся голосом. — Домой пора.

Тихон встает и протягивает мне руку. Смотрю ему в лицо, не понимая, что я снова сделала не так. Чем я могла его так обидеть, что он даже смотреть на меня не хочет?

Поджимаю губы и иду за ним. Мальчишка подбирает свою сумку с рыбой, закидывает ее себе на плечо и идет к той тропинке, по которой мы сюда пришли.

Проходя мимо дома Генки, Тихон плюет в траву и ускоряет шаг, желая, по-видимому, быстрее миновать ненавистную калитку.

— Эту тварь зимой выбрали старостой, представляешь? — вдруг шипит он мне на ухо. — Он с немцами якшается, вот и убедил всех, что сможет в случае чего договориться.

Молчу, скашивая глаза и наблюдая за темными окнами Генкиного дома. Неужели рыжий парень действительно не понимает, что, имея дела с немцами, подкладывает свинью в первую очередь себе самому?

Несмотря на раннее утро, в селе уже вовсю кипит жизнь. Когда мы проходим по главной улице, я вижу сидящих на крыльце старушек. Проходя мимо одного дома, слышу недовольное ворчание двух бабок. Они о чем-то тихо переговариваются друг с другом, кидая в мою сторону любопытные взгляды, а порой даже с неодобрением качая головой. Наверно, я им не понравилась.

— И вам доброе утро, баб Зин, — поравнявшись со сплетницами, улыбается Тихон.

— А парень-то хороший, — будто бы не замечая приветствия, говорит соседке баба Зина. — Только здороваться со старшими так и не научили.

Тихон усмехается, поправляет на плече сумку и говорит мне вполголоса:

— Не обращай на них внимания, они сами себе не рады. В Листеневке почти никого не осталось, вот и накинулись на тебя. Им всегда охота языком потрепать.

Заходим в дом. Скидываю с себя плащ и вешаю на крючок.

— Лиля! — кричит Тихон, заходя в комнату. — Мы вернулись!

На звук его голоса из маленькой двери выбегает Вера. Кинув недоверчивый взгляд в мою сторону, подходит к брату и забирает у него сумку.

— Тетя дома? — присаживаясь перед сестрой на корточки, спрашивает у нее Тихон.

Вера отрицательно качает головой и тащит сумку к столу.

— Да здесь я, — за окном возникает бледное и взволнованное лицо Лили. — Скоро буду!

Молодая женщина машет рукой и исчезает за углом дома. Через несколько минут она входит в комнату. Тяжело вздыхает и опускается на стул в углу.

— Что случилось? — хмурится Тихон.

Лиля долго молчит, прежде чем ответить.

— Власть сменилась, — наконец говорит она, тщательно подбирая слова. — Теперь и режим в селе поменяется. Я сейчас немцев видела! Здоровые, крепкие. Ума не приложу, откуда они взялись, наши-то их уже давно гонят.

Лиля в растерянности стаскивает с плеч старенький платок и кладет на стол.

— Генка с ними якшается, — подает голос Тихон. — Это с его подачки немцы в Листеневку пожаловали.

— Ну что же ты говоришь такое! — восклицает Лиля, вскакивая со стула и отнимая у племянника плетеную сумку. — А рыба хорошая.

Тихон раздраженно цокает языком. Униматься он не собирается.

— Мы с Викой сами видели, как он сегодня утром с главой их разговаривал. Ты вообще знаешь, что того тупого убрали? Теперь по четвергам другой будет ходить еду собирать. Жди завтра гостя!

Молодая женщина закатывает глаза и не менее раздраженно замечает:

— Все равно это ненадолго.

Устав от споров, отворачиваюсь к окну. В конце улицы различаю смутные силуэты людей. Вглядываюсь в них и тут же понимаю, что это фрицы. Сквозь прямоугольник рамы я четко вижу немецкую форму и автоматы в руках фашистов.

— Тихон! — зову я мальчишку.

Тот подходит и недовольно интересуется:

— Чего тебе?

Молча указываю ему на улицу. Проследив за моим взглядом, он бледнеет и стремительно выбегает из комнаты, крикнув тетке на ходу:

— Немцы у Зинкиного дома! Сейчас и к нам пожалуют.

Мне становится интересно. Даже не страшно, а как-то наоборот. Во мне просыпается желание узнать, какие они на самом деле. Не в кино, не в книгах, а в реальной жизни. Я всегда знала, что мое любопытство меня когда-нибудь погубит.

— Катя! — зовет меня вдруг Лиля. — Нечего там сидеть. Сюда иди.

Поворачиваю голову в ее сторону, и вдруг из беззаботного состояния меня выводит резкий звук, который словно разрезал спокойную тишину. Кидаю взгляд в окно, и понимаю, что это был выстрел. Немцы прямо на моих глазах расстреляли какого-то старика.

Я вскакиваю и отбегаю к женщине. В те два дня, что я тут, не происходило ничего из ряда вон выходящего. Листеневка была похожа на обыкновенный дачный поселок. Не было слышно ни выстрелов, ни взрывов. И я расслабилась. Видимо, рано забыла, что я здесь на войне. Ну уж теперь-то фашисты заставят меня об этом вспомнить.

========== Глава 7 ==========

«11 июля 1942…

Все. Меня теперь здесь ничего не держит.

Теперь я твердо решил, что уйду к партизанам. Недавно сунулся в военкомат, да мне там сказали ждать. Мал еще, сказали. А сколько ждать? Два года? Нет уж, дудки. Не хотят по-хорошему? Уйду без спроса.

Именно так и сделала мама. Около