Валялкин был магом уже больше недели, но ни Таня, ни он сам никак не могли привыкнуть к вернувшейся силе. Для Гроттер сейчас ветеринар был самым беззащитным человеком на острове, которому однозначно требовалась помощь. Ванька был наиболее слабым среди них всех, первым кандидатом для ухода в мир иной — Таня понимала это в данную секунду как нельзя лучше.
— Ванька!
Но Ванька не отзывался — он просто ее не слышал. Толпу лихорадило и бросало туда-сюда, человеческое море лилось бессистемно и ужасающе быстро, стремительными порывами утекало подальше от стен замка, словно на этом маленьком острове было хоть одно защищенное место.
Таня вновь огляделась, но не увидела ни одного знакомого в этой толпе. Какие-то серые лица совсем еще детей, однозначно учеников школы, и почтенного возраста магов проносилось мимо нее, сливаясь в одно бесконечное пятно…
Гроттер еще раз позвала Валялкина и, не получив ответа, замерла, опустив руки и не зная, куда бежать дальше и что делать. Людская волна, замечая препятствие на своем пути, поначалу пыталась смести девушку или потащить ее за собой, но пошла по пути наименьшего сопротивления и предпочла обогнуть Гроттер, просто не обращая на нее внимание. И Таня тоже не обращала — она стояла рядом с подвесным мостом, почти у стен замка и не знала, что дальше делать. Куда бежать, кого звать, с кем сражаться. Ветер растрепал ее волосы — одна прядь налезла на глаза, а вторая упорно лезла в рот. Таня даже не заметила ее. Не убрала, не заправила за ухо, как всегда делала. Ее поглотила несколько другая паника, не та, что заставляла бежать орды проносящихся мимо людей. Это была безразличная ко всему, разливающаяся по всему телу слабостью паника, не желающая давать ей мыслить здраво.
Девушка подняла глаза и посмотрела на замок. Солнце било ей в глаза, из-за чего пришлось их чуть прищурить. Наткнулась взглядом на некромагов, стоящих плечом к плечу совсем близко, в одном из переходов. Гроттер даже могла разглядеть выражение их лиц, казавшееся безразлично-отчужденным. Маги Смерти не смотрели вниз, заранее презирая рассыпавшихся внизу магов — они насмешливо наблюдали за небом, где на ступе, зловеще хохоча, бездействовала Чума. Словно давала магам шанс оправиться от шока и собраться с духом.
Странная, страшная, сумасшедшая старуха. На фоне лазурного неба она была темным, несуразным и лишним пятном прекрасного летнего денька и праздника жизни.
Таня, казалось, очень долго смотрела на Чуму, но та не обращала на девушку никакого внимания. Она давилась своим торжеством и смехом демонстрировала свою неоспоримую силу, способную напугать каждого мага, каким бы сильным он не был.
Как такое было возможно? Как Малютка Гротти с детства, год от года могла упорно побеждать эту старуху, раз за разом отправлять ее в глубины Тартара? Таня поежилась. Тогда, лет восемь назад, Чума-дель-Торт вовсе не казалась ей таким страшным и непобедимым соперником. Тогда она слишком мало о магии как таковой. Сейчас, впрочем, тоже. Зато пришло осознание той разницы в силе, которая есть между ней и Чумой.
Не предрекал ли Древнир эту войну? Кому сегодня суждено стать героем?
Но нет, даже великий маг никогда не говорил об этой бойне, даже он не мог предвидеть, что Чума, отправленная в Тартар магией гораздо более мощной, чем магия Четырех Стихий — магией невыполненной клятвы, — сможет вырваться из своего заточения и ураганом пронестись по земле, сметая любую силу перед собой.
С огромным трудом Таня собрала все волю в кулак и вскинула руку с кольцом, готовая сражаться с ордами нападающих. В лазури пылающего неба Ягун и Катя дружными усилиями собрали и драконов, и магов — участников недавних тренировок — и методично принялись отбиваться от хлынувших на остров хмырей. Драконы проносились над нежетью строем, выдыхая клубы огня, и хмыри с воплями разбегались от них — те, кто успел разбежаться. Рядом с драконами носились маги, используя заклинания от нежити, пока противник был дезориентирован.
Людское море все еще продолжало лихорадить, но оно все же рывками приходило в себя: то тут, то там возникали организованные группы, которые тоже вступали в битву. Активизировались и некромаги, уверенными движениями руки раздвигая перед собой саму землю.
Битва началась.
***
…
— Капут тынетут!
Любое заклинание Чумы. Могущественное, разрушительное, темное. Несущее в себе то, что неотвратимо и вечно. То, с чем сталкивается любой человек, просто на разных промежутках своей жизни.
А любой ли?
Академик Сарданапал по определению был вечен, незыблем и могущественен. Академик Сарданапал по определению представлялся тем человеком, кто зовет Смерть «моя старая подруга». Академик Сарданапал по определению не мог умереть от заклинания Чумы, даже настолько мощного и разрушительного.
Таня смотрела на лежащее в самом центре зала на сдвинутых друг к другу столах тело и не могла отвести глаза. Сарданапал Черноморов, ее мудрый наставник — тот, кто всегда был рядом, поддерживал и помогал. Тот, без кого она несомненно погибла бы еще на первом курсе. И тот, который сегодня погиб ряди нее. Ради всех них — своих учеников и друзей, каждый из которых проживал увлекательную жизнь у него на глазах и уходил в вечность — уходил, провожаемый теплым взглядом этих бесконечно-мудрых глаз.
Таня вдруг подумала, что Сарданапал, живущий по сути вечно, хоронил многих своих учеников. А сегодня те ученики, что не погибли сегодня, будут хоронить его.
Остатки живых вернулись в Тибидохс. Армия Чумы отступила, тоже планируя зализать раны. Маги же, объединенные общим горем, без сил, собрались в Зале двух стихий. Сил не было даже для того, чтобы скорбеть. Ягун и Катя сидели в уголке, где некогда стоял их общий стол, и молчали. Они пытались сбросить весь накопившийся за день ужас в объятиях друг друга, и тактильный контакт помогал почувствовать поддержку близкого человека.
У Тани этой поддержки уже не было. Она лишь на секунду взглянула на друзей, ободранных, покусанных и пыльных, но таких… не счастливых, нет, но все же пытающихся вернуть свое счастье, и вернулась к Сарданапалу. Подойти в Ваньке она просто не могла. Ноги словно приросли к полу, когда она думала, что это последний день, когда они видятся.
Самый слабый защитник Тибидохса действительно стал отчасти ожидаемой жертвой.
Но то была Танина, персональная скорбь и боль. Подойдя к Ване, она оказалась бы погребена под силой своего одиночества. Здесь, в самом центре зала, была разлита общая скорбь, общая боль потери — и Таня по крупицам вбирала в себя это чувство общности, накапливая силы, чтобы подойти к Ваньке.
Тут же, рядом с ней, появилась Медузия,