Катю положили тут же, хотя ее телу, по сути, было все равно, где лежать. Они не жили долго и счастливо, но умерли в один день.
Таня наклонилась и сжала их ладони в своим — всего не секунду. В следующую секунду она соединила их руки вместе: друзья бы одобрили.
***
…Это смерть? Или все еще жизнь? Или то, что расположено между — то, что многие зовут существованием.
Они сошлись. Не стихи и проза, не лед и пламень. Сошлись два некромага, несущие в себе разный дар. Одинаковые по силе, но отличающиеся по опыту. Некромаги, способные уничтожить друг друга.
Чума-дель-Торт хранила лишь ненависть ко всему живому. Глеба поддерживала любовь.
Чума-дель-Торт осыпала своего соперника вихрем красных и синих искр, не замолкая ни на секунду. Глеб продолжал отбиваться.
Чума-дель-Торт горела. Глеб сгорал.
Чума-дель-Торт убивала. Глеб защищал.
Они были равны во всем — и совершенно, абсолютно разные.
Таня поняла, что забыла, как дышать. В ту же секунду она забыла даже, как жить. Почему-то вспомнился разговор, произошедший вчера в комнате Бейбарсова. Точнее, теперь в их общей комнате.
— Это ведь никогда не закончится? — Таня пропускает между пальцами волосы Глеба — ее это успокаивает.
— Что именно?
— Война. Смерти. Чума-дель-Торт.
— Все заканчивается. Главный вопрос здесь: когда?
Когда?
Чему суждено было закончиться сегодня. Роману под названием «Война с Чумой»? Или лишь главе «Очередная любовь Тани Гроттер»?
Вспышка ослепляет всех, и волна мощнейшей магии ядерным грибом разрастается в пространстве. Таня всем естеством ощущает гибель чего-то живого. Но чего?
Когда ослепительный свет пропадает, на месте некромагов никого нет.
Таня бежит туда, даже не зная, что она хочет найти. Это не выжженное пепелище, не голая земля, не пустыня. Трава примята лишь там, где стоял Глеб. Больше никаких следов. Разве что кроме того, что здесь никого нет.
— Глеб, — зовет она слабо. — Глеб. Глеб!
— Я е увую ео, — сообщает голос рядом с ней.
— Его нет, Таня, — с другой стороны.
Жанна и Лена. Те, кто чувствуют Глеба в любой точке пространства, даже если между ними миллионы световых лет.
— Ты можешь пожить у меня, Таня, — сообщает Гробыня через пару часов, когда кучка выживших вновь собирается в Зале Двух Стихий. Их так мало, что за столами есть свободные места.
Таня понимает, что Гробыня — единственный человек из прошлого, который у нее есть. А еще Таня чувствует, что завидует Гробыне. Она жива, жив Гуня — они вместе до тех пор, пока смерть не унесет их друг у друга.
И Таня отказывается. Пытается жить в мире лопухоидов целый год: жил же как-то Глеб среди них абсолютно без магии. Но Гроттер не может.
Через год она прилетает в Тибидохс, чтобы вспомнить все то, что так тщательно хранила от себя. Потом возвращается через еще один. И еще. И еще.
Тибидохс уже нельзя восстановить. Школы больше нет. Планы Медузии о перестройке замка остаются лишь планами.
Когда через пять лет Таня получает от доцента — теперь уже академика — Горгоновой письмо с предложением преподавать нежетеведение в школе магии для трудновоспитуемых подростков «Скаредо», она сначала удивляется. Но соглашается — ведь в этом мире все предопределено.
Горгонова для нее наставник, друг и спаситель. Почти как Сарданапал для Медузии. Не хватает разве что одной характеристики — но ее и не будет.
В кабинете Гроттер висит два портрета: академик Сарданапал Черноморов смотрит мудро — следит за каждым из студентов. Глеб как всегда загадочен и холоден — некромаг. «Это человек, спасший нас всех, — говорит о нем Таня. — Всегда спасавший. Только мы это поздно поняли.» Студенты смотрят на него с трепетом, вспоминая лекции о войне с Чумой. Им не рассказывают о его детстве, о крови вепря и зеркале Тантала. И Таня об этом никогда не расскажет. Также, как никогда и никому не покажет хранящуюся у нее в комнате папку с портретами — на всех них изображена одна рыжеволосая ведьма.
У них нет общих фотографий. Фотографий Глеба вообще не существует в природе. Нет фотографий Сарданапала, Ваньки и Ягуна. Они у нее в голове. Ворох старых фотографий, который дороже всего на свете.
2016 — 2020
