Кредит в местном банке у Ларсена был, правда, почти исчерпанный и просроченный. Но говорить лишнего в беседе с Даймом не стоило, вдобавок он сказал сущую правду: нового кредита здесь не получить.
– Семьдесят и тридцать, – сказал Ларсен.
Сошлись на сорока и шестидесяти. Пока торговались, выпили еще по кружке пива и съели одну на двоих порцию неких гадов в остром соусе. Гады Ларсену не понравились, а вот предложение Дайма по мере течения беседы казалось все более соблазнительным. Поправить свои дела, это первое и важнейшее, а заодно наказать возомнившую о себе деревенщину с Зяби, причем сразу всю – и доморощенных вербовщиков, и заплесневелых архистарейшин…
Заманчиво!
Не будь Скользкий Дайм великим специалистом по обману доверчивых лопухов, не находись Ларсен в разговоре с ним в состоянии максимальной внутренней мобилизации, космический волк, пожалуй, дал бы волю чувствам. Злой азарт разгорался в нем, как пожар в сухом валежнике. Проучить тех, кто дерзнул перехватить его, Ларсена, удачу! Действовать быстро, точно и безжалостно. Никакого снисхождения. Если подвернется шанс ужаснуть публику, не поплатившись жизнью и свободой, – сделать это. Сразу и навсегда заткнуть смех, что вот-вот прозвучит там и сям в адрес незадачливого, как показалось некоторым торопыгам, космического волка. Торопыги по обыкновению забегают вперед, а игра еще не доведена до конца. Над волками не смеются – их ненавидят и боятся.
Задав еще с полсотни вопросов, Ларсен не поймал Дайма на лжи. Тут стоило подумать. Родилась и окрепла мысль: по всей видимости, феерически наглые разводы мошенник ныне считает чересчур рискованными, творческая зрелость осталась позади, мало-помалу подступает спокойная старость – старость дельца, а не жулика. Ни на мгновение Ларсен не усомнился в том, что Скользкий Дайм и теперь пытается его надуть – и надует-таки, если ударить с ним по рукам, – но обман обману рознь. Если дело только в сорока процентах и ни в чем ином, тогда терпимо…
– Ладно, – сказал Ларсен. – Когда и где покажешь товар?
Вместо ответа Скользкий Дайм вынул из кармана и предъявил на ладони шарик. Был он невелик, меньше кулачка младенца, по его глянцево-черной поверхности в хаотичном беспорядке проплывали крошечные колючие искорки. Под взглядом Ларсена шарик задрожал, попытался вырастить защитные шипы, слабо пискнул, испустил зловоние и растекся в лепешку телесного цвета.
– Мимикрирует, – пояснил Скользкий Дайм, пряча товар в карман. – Он тебя боится. Ничего, привыкнет, он вообще-то послушный. Подержишь его в руке, прилепишь к своему кораблю, и готово. Потом прикажешь кораблю вырастить и отпочковать обманку, он сам поймет, что тебе надо. Точно так же прилепишь обманку к «Топинамбуру», подождешь немного – и он твой. Проще некуда. Придумаешь ведь, как подобраться и прилепить, а?
– Не сомневайся.
– Тогда по рукам?
– Если я прилеплю эту дрянь к моему кораблю, а он сдохнет, я тебя убью, – пообещал Ларсен. – Просто сверну шею. Медленно.
– Не сдохнет, – отмахнулся Дайм. – Где ты приткнул свою колымагу? Надеюсь, недалеко? Можно испытать прямо сейчас.
– Пошли!
Спустя полчаса стало ясно, что шея Скользкого Дайма останется несвернутой – во всяком случае, пока. А спустя час Ларсен, покинув ETX125, уже мчался к Альгамбре наивыгоднейшим маршрутом и с максимальной скоростью, какую только мог развить престарелый звездолет.
* * *Два ветроезда медленно, бок о бок, катились по дороге, кольцом опоясывающей город. Педали левого экипажа крутил Ипат, Илона рулила, а Цезарь бездельничал; правый вертоезд кое-как приводили в движение Ной с Семирамидой. Никому не хотелось спешить: усталость и благодушный настрой успешно боролись с желанием покинуть Альгамбру.
Переговоры длились три дня. Нет, о присоединении к имперской пирамиде местные власти просили даже не заикаться, зато первый рынок сбыта хатонских веревок и пряжи был найден. После испытаний образцов продукции Альгамбра решила покупать. Споры возникли только из-за ее претензий стать эксклюзивным дистрибьютором (один Ной знал, что это такое); в итоге обе стороны ограничились парафированием договора – пусть архистарейшины Зяби решают, стоит ли продавать сушеные сопли хатонских туземцев исключительно через Альгамбру.
И теперь вся пятерка вербовщиков катила к «Топинамбуру». Перед стартом кораблю предстояло напрячься и вырастить пятьдесят тонн пряжи для продажи альгамбрийскому правительству за наличные имперские дензнаки. Ипат неожиданно хлопнул себя по лбу и перестал крутить педали.
– Что такое? – встревожилась Илона.
– Забыл! – мученически простонал Ипат. – Рельс пророка, забыл совсем! М-м-м…
– Что ты забыл совсем, деревенская твоя голова? – Ной тоже прекратил вертеть педали.
– Забыл уговориться с этим… как его… ну с тем, что в полосатой накидке, что пряжу «Топинамбур» будет делать из местных материалов!
Илона заморгала, Семирамида пожала плечами, а Ной небрежно ответил:
– Ага! Сообразил? Растешь над собой, растешь…
– Ну и что? – спросила Илона.
– Как – что? – Ипат был в отчаянии. – Пятьдесят тонн! Ты представляешь, какую яму выроет «Топинамбур», чтобы добыть эту массу? Тут и налетит местная полиция: какое вы имели право грабить нашу планету? Поди докажи им, что песок ничего не стоит! Ты им слово – они тебе два, и счет выставят такой, что будь здоров!
– Не выставят, – хором сказали Ной и Цезарь.
– Это почему?
– Потому что не станут тогда эксклюзивными дистрибьюторами, – высказался Ной. – Зачем им упускать большую выгоду ради малой? Они не дураки. А ты точно растешь… правда, не дорос еще.
– А ты что скажешь? – обратился Ипат к Цезарю, заметно успокоившись.
– Скажу, что без песка обойдемся, – беспечно ответил Цезарь. – «Топинамбур» и воздух в пряжу запросто переработает, кто заметит? Времени только уйдет больше.
– Сильно больше?
– Ну, может, на час, на два. Какая тебе разница, если пятьдесят тонн он будет делать не меньше недели? Говорил же я тебе: затратная продукция. Да еще, может, придется на время смотаться поближе к звезде – подкормить корабль энергией…
Ипат крякнул и налег на педали. Вертоезд покатился, захрустел под колесами нанесенный ветром песок.
– А вот интересно, – сказала вдруг Илона, – почему дорога пустая? Едем, едем, и никого?
– Вон кто-то проехал, – указал Ипат на след, оставленный некой колесной повозкой. – Только это, наверное, утром еще. Сейчас-то кому охота? Жара, пыль… – Утерев лоб, он смахнул капли на песок.
– Мне другое интересно: почему у них все правительственные учреждения не в центре города, а с краю? – проворчал Ной. – Причем как раз с противоположной стороны от «Топинамбура».
– А чего тут понимать, – сказал Цезарь. – Не очень-то они нас тут хотели, ну вот и указали место подальше. Форс показывают.
– Теперь-то хотят?
– Теперь хотят, а правительство ради нас переезжать
