Сели. Скучная пыльная планета, твердая корка почвы, камни да чахлые кусты, местами волнистый от ветра песок, красный от лучей кирпичного солнца, и даже небо какое-то грязно-желтое. Местность не лучше наших Дурных земель, хотя врать не буду, туда меня не заносило. Но близко к границе подбирался, видел. Однако же люди тут живут – на горизонте виден город, если только это не мираж. Лучше бы все-таки город! У нас на Зяби говорят, что тот, кто увидел мираж, нипочем не будет удачлив ни в каких делах, а тот, кто увидит его дважды, может сразу заказывать себе гроб – все равно долго не протянет. Я-то видел мираж единожды и что-то не заметил, чтобы со мной вдруг начала твориться какая-нибудь особенная пакость. Как было, так и осталось. Так что до сих пор я не очень-то верил в эту примету, а тут задумался: вдруг правда?
А Ипат, оглядевшись по сторонам сквозь прозрачные стенки корабля, сразу заявил, что ему тут не нравится.
– Ха, не нравится ему! – высказалась Семирамида. – Можно подумать, мне нравится! Чует мое сердце, зря мы сюда сели, вот что я вам скажу.
– Почему зря? – спросил Ной.
– А вот увидишь.
Ной начал задавать ей вопросы с этакой подковырочкой, и все мы вообразили, что сейчас Семирамида взорвется и завизжит на всю Альгамбру, ан не тут-то было. Она не захотела разговаривать с Ноем, да и с нами тоже. Мол, я сказала, все слышали, а дальше поступайте как знаете, мое дело сторона. Мол, спорить мне с вами лень, бестолочи вы, а были бы чуток поумнее, так взлетели бы прямо сейчас, да и умотали от этой Альгамбры как можно дальше…
Ной поковырял в ухе, скорее по привычке, потому что Семирамида все-таки не разоралась, помолчал, да и спросил, только уже не Семирамиду, а Ипата:
– Радуешься вербовке Хатона, да?
Ипат помедлил и глаз прищурил, соображая, где тут подвох (растет наш командир!), не сообразил и согласился: да, мол, радуюсь. А чего ж не радоваться?
– Один фермер, – говорит Ной и выразительно смотрит на Ипата, – решил разводить кенгуроликов, ну вот как ты. Только денег у него не было. Тогда он продал свой луг и накупил молодняка. Первым делом этот молодняк сожрал все, что росло у фермера в огороде, а потом стал шарить по наделам соседей. Тем это не шибко понравилось. Кто-то пристрелил кенгуролика-другого, чтобы посевы не портили, кто-то просто загнал скотину в свой загон и не отдает. Пошел фермер в суд, а там ему: сам виноват, и никто тебе кенгуроликов возвращать не обязан, это компенсация за потравы, вот и радуйся, что твои соседи сочли такую компенсацию достаточной…
– Ну и правильно! – перебил Ипат. – Луг-то он зачем продал? Чем кормить скотину думал? Дурак просто. Где только такие водятся…
– На «Топинамбуре», – объявил Ной и выразительно обвел нас взглядом. Тут Семирамида начала багроветь, и Ной торопливо добавил: – Пояснить?
– Ну поясни, – прогудел Ипат, тоже не шибко довольный.
Стыдно признаться, но я тоже пока ничего не понимал.
– Паутина с Хатона – материал уникальный, так? – Мы в ответ дружно кивнули. – Нигде, кроме Хатона, такого не делают, не умеют. Пока. Ну? – Тут Ной посмотрел на меня. – Долго ли такое будет продолжаться?
Ой…
Меня как пыльным мешком по голове ударили. Кто-то от этого, может, и тупеет, а у меня, наоборот, в голове прояснилось. «Топинамбур»! Он же это запросто! Дай ему поглотить и повертеть внутри себя любую штуковину, если она неживая, – и он в два счета наделает столько таких штуковин, сколько ему прикажешь, если только не забывать кормить его и заряжать время от времени каким-нибудь излучением, да хоть светом… Прав Ной! Никто его правде не рад, а только правда – она и есть правда.
Кто угодно, у кого есть биозвездолет, запросто сможет фабриковать хатонскую паутину и делать из нее что угодно, хоть веревки, хоть пряжу!
Одно только в нашу пользу: «Топинамбур» говорил, что копирование хатонских веревок для него процесс возможный, но энергетически невыгодный. Да так-то оно так, но что такое наш «Топинамбур»? Пока мы сидели на Зяби, он был для меня чудом и умел делать все, что ни попросишь, а только с тех пор я понял: наш корабль, хоть он и умница, – обычная дешевая модель. Бывают в империи и лучшие корабли, бывают и особые квазибиотехнологии…
Ну и где, спрашивается, мы будем сбывать хатонские нитки-веревки и всякую там пряжу, если каждый, кто имеет доступ к дорогому биозвездолету или еще к какой-нибудь умной биоштуковине, сможет наделать сколько угодно этого добра, коли получит образец? Ответ понятен: только в отсталых мирах. Дельцам из богатых миров будет достаточно купить или стянуть у нас одну-единственную нить, и можно горя не знать. Горе будет у нас.
– А эти альгамбрийцы, – спрашиваю, – или альгамбряне, как их там… в космос летают?
– О! – говорит Ной. – Один сообразил. Летают, но на железках. Не владеют квазибиотехнологией.
И смотрит победно: мол, не я ли советовал вам лететь на Альгамбру? Да понял я уже, понял!
Ипат – нет. Ну, Ной объяснил ему и женщинам, в чем тут подвох, и все мы здорово загрустили. Потом Ной и говорит: не все так плохо. Во-первых, наладим сеть сбыта, а начнем с Альгамбры. Во-вторых, еще на Новом Тринидаде Ной, оказывается, зарегистрировал наш товар в Торговой палате и даже имперскую пошлину уплатил. Теперь всякий, кто захочет мимо нас торговать хатонскими нитками-веревками-тканями, должен будет платить комиссионные в пользу Зяби. Понятно?
– Видела я тех торговцев, что прилетают к нам на Зябь, – скривилась Семирамида. – Эти точно платить не станут.
– И такие, как Ларсен, тоже, – добавил Ипат, подумав. – Но все равно. Законопослушных торговцев в империи тоже немало. Ной, ты это… ты… молодец!
Трудно далось ему последнее слово, просто силой его из себя вытянул, даже жилы на висках вздулись. Однако справился.
Тут я ему слегка подпортил настроение.
– Значит, комиссионные в пользу Зяби? – спрашиваю я
