Постепенность – вот девиз почти каждого зябианина. Движение спокойное, ровное, оглядчивое, предсказуемое, без рывков и суеты. Но движение!
Им еще поди объясни, что, когда дорогу впереди пересекает канава, которую нечем завалить, порой приходится через нее прыгать.
Нашлись четверо – прыгнули. То, что прыгнуть их заставил хороший пинок, не имеет значения, – главное, что прыжок состоялся. И вот летит в черной пустоте «Топинамбур», неся в себе четверых, о ком на Зяби посудачат-посудачат, да и забудут. Странные люди, торопыги безмозглые… На этакую страсть подписаться! Ах, они не по своей воле?.. Тогда поня-а-а-атно…
И непременно кто-нибудь скажет (а не скажет, так подумает), что архистарейшины не просто суровые, но справедливые судьи, а выжившие из ума изуверы. Односельчане Ипата вспомнят о нем добром словом и начнут шпынять побитого соседа – зачем побежал жаловаться? Поклонники певческого таланта Семирамиды Великолепной будут недовольны, пока не найдут себе нового сладкоголосого кумира. Но дело кончится ничем. Пошуршат и перестанут. Зябь всколыхнется не раньше, чем с Рагабара прибудет корабль за данью.
– А мы-то что же? – раздастся тогда единодушный вопль. – Кто станет платить нам?!
И вот тогда, не раньше, зябиане станут чаще задирать головы к звездному небу. Где-то там зябианский кораблик? Цел ли «Топинамбур»? Не столкнулся ли с метеоритом, не врезался ли в звезду? Куда летит, кого завербовал?
Никому не хочется отдавать свое добро, не получая ничего взамен.
Это знает Сысой Кляча, знают и другие архистарейшины. Сейчас они в большом удивлении вспоминают свое решение о присоединении к имперской пирамиде. Что это на них нашло? Стоило ли рисковать? А если стоило, то, может, не следовало мелочиться, выгадывая на награде вербовщиков? Ведь тот тип, Ларсен, настойчиво предлагал свои услуги. Дорого берет, но ведь опытный! Наглец – но ведь нанимали же его другие правительства! Чем Зябь хуже?
И пусть Сысой уверяет, что не хуже, а, наоборот, лучше, – кто станет слушать его, если «Топинамбур» вернется с конфузом, а то и не вернется вообще! Всей Зяби известно: архистарейшины мудры, но как раз они чаще других выживают из ума. Может, и Сысой уже… того?
Там видно будет. А пока – ждать. Не допустить народных волнений – это первейшее дело. Слухи о Ларсене, а затем и о «Топинамбуре» всколыхнули Зябь. Шалый мальчишка Цезарь слишком часто летал над селениями и многих перепугал до икоты, а еще большее число людей поразил мыслью: оказывается, и нам такое доступно!.. Эта волна должна улечься. Не уляжется сама собой – надо ей помочь. Пусть кораблик с четырьмя зябианами летит куда-то сквозь бесконечную черноту, пусть этой четверке везет или не везет – как получится, – а Зяби необходимы стабильность и покой, покой и стабильность. Только так, а иначе добра не жди.
Ничего особенного не случилось, понятно? Живите как жили. Кстати, радуйтесь, что живете в благодатной полосе, а не в Дурных землях. Намек ясен?
А кораблик летит себе и летит, и Зябь у него позади. На то она и Зябь, что зябко смотреть на нее со стороны. Кутающийся в облака шар, которому очень холодно и одиноко во Вселенной. Но это видно лишь тем, кто забрался много выше облаков. Остальные зябиане не догадываются об этом, как, наверное, не догадывались туземцы потерянной Земли Изначальной, пока не вышли в космос. Жили себе на своем шарике много-много тысяч лет, жили и не тужили, и вот те раз: жили-то, оказывается, на ничтожной пылинке!
Страшно?
Само собой. А ничего, бояться вообще полезно. Не только лень движет прогрессом, но и страх. Побори его, а еще лучше – обмани, и ты, возможно, на пути к выигрышу. Только имей привычку думать, ну хотя бы иногда, и пореже делай глупости.
Совсем-то их не делать ну никак не выйдет. А кто впервые берется за какое-нибудь дело, тот непременно набьет себе шишек, будь то годовалый ребенок, учащийся ходить, или экипаж первого в истории планеты биозвездолета.
И очень хорошо, что он с приставкой «био». Живому кораблю проще понять нужды сидящих внутри него живых существ. Конечно, в теории он мог бы вообразить, что они не более чем паразиты, и поступить с ними соответственно, но любая мысль, могущая привести корабль к подобному умозаключению, немедленно блокируется. Так устроены все квазиживые звездолеты, начиная с примитивных моделей, разработанных тысячу лет назад, и кончая суперсовременными кораблями, по сравнению с которыми «Топинамбур» архаичен и убог. Несть числа историям о звездолетах, убивших свои экипажи, но какова цена байкам, рассказанным в барах при космопортах, догадаться нетрудно. Людям свойственно пугаться, они любят страшилки. Но чего нет, того нет: биозвездолеты послушны и надежны. Если исправны, разумеется. Или здоровы. Обычный техник скажет «исправны», биолог предпочтет термин «здоровы», а биотехник может сказать и так и этак, разницы никакой. Умей только объездить биозвездолет, подчини его своей воле, полюби его как ценного раба и заставь полюбить себя как доброго господина – и ты полный его хозяин.
Цезарь любил «Топинамбур» яркой мальчишечьей любовью, а что до адекватности корабля, то на нее оставалось лишь надеяться. Взаимны ли чувства? Успешно ли прошла объездка молодого звездолета, выполненная наобум, а не по теории?
Но все пока идет как надо. Память «Топинамбура», унаследованная от корабля-прародителя, кажется Цезарю неисчерпаемым кладезем всевозможной премудрости – но только кажется. Если с галактической навигацией нет особых проблем, это еще не значит, что поиск обитаемых планет и вербовка пройдут успешно. Экипажу еще предстоит испытать горькое разочарование, приблизившись к обитаемой планете, объявив о своих намерениях и услышав в ответ издевательски-веселое: «Ого! Вы уже сто тридцать пятые! Опоздали, родимые!» Предстоит ему и убраться восвояси, получив недвусмысленное предупреждение о том, что имперских чужаков в этой системе не терпят и что «Топинамбур» будет немедленно атакован, если не скроется с глаз долой со всей доступной ему скоростью. Что поделаешь, не всем по душе идея, осенившая некогда первого министра императора Леопольда Двести Двадцать Седьмого! Иные сами не понимают своей
