«Почему ты так не сделаешь?», — спросил Лешик.

«Меня уже начинает напрягать, что ты без спроса влезаешь в мои мысли», — ответил я.

«Мне скучно».

«Так это повод не на паучков любоваться, а поднять свой зад».

«Так почему ты не построишь хижину?» — спросил Лешик, переводя тему.

«Кто-то обязательно на неё набредет. Меня убьёт, а всё, что я сделаю, заберёт себе. Нужно выходить к городу и искать место там».

«Опять лагерь беженцев? Опять работа на повалке леса?»

«Нет. Я лучше лягу и буду паучками любоваться!»

«Что ты к этим паукам пристал?»

«Не люблю, когда сдаются и не пытаются ничего сделать. Только ноют».

«А что ты сделал, чтоб…»

«Хватит винить меня в том, в чём нет моей вины. Не надо больше лезть в мои мысли «на поговорить». Иначе я разорву с тобой общение и будешь лишь разговаривать с пауками».

«А с кем мне ещё останется разговаривать, если ты не хочешь слышать меня?»

«Будь тебе лет десять, то я бы с тобой согласился. Ты заявил, что взрослый. Так и веди себя как мужчина, а не сопля трусливая. Нытьё твоё слушать я не собираюсь. Тема закрыта. Нравится тебе быть деревом, так и не лезь ко мне. Учись молчанию».

Решив, что больше не буду отвечать на его пустые разговоры, я остался наедине с костром и сумерками. Хотелось напиться. В мешке только фляга с водой. Там же стрекоза, которую мне отдала на прощание Цветик. Стрекоза без пыльцы стала неживой. Я её не подкармливал, вот она и истратила свой ресурс раньше времени. Или прошёл год. Я пытался подсчитать сколько прошло времени с начала войны и не мог. Блуждание по джунглям заставляли не думать о времени. Здесь его и не было, кроме смены дня и ночи. И то, порой были такие места, куда день не заглядывал. Там был сумрак. Смены времён года я не чувствовал. Лишь изредка начались дожди, которые не прекращались долго. Тогда становилось много луж, а порой вода доходила до щиколоток. В низинах приходилось пробираться по пояс. В такие моменты я забирался на поваленные деревья, искал лианы, которые напоминали бы крышу и жёг костёр там. Городов я сторонился. Просто шёл и не думал ни о чём. И как понять сколько прошло времени? По растительности на голове. Трава уже выросла по плечи. Приходилось перевязывать её веревкой, чтоб она не лезла в глаза. Вот он и нашёлся год. Год, который толком мне ничего не дал. Я больше потерял и разочаровался, чем что-то получил. Если подумать, то этот год довёл меня до самого дна. А дно выглядело не очень приятно, хотя и терпимо. Не о такой жизни я мечтал. А ведь когда-то давно, в другой жизни, я мечтал, что открою вторую лавку, в которой будет работать Лешик. Потом буду женихов от Цветика отгонять. А Мила будет меня останавливать, говоря, что ничего страшного не происходит, когда молодые люди танцуют. Потом бы выдал замуж дочку, а зять помогал бы мне с третьей лавкой. Так получилась бы сеть, которая могла обеспечить город свежими овощами. Или к тому времени город бы разросся. Города всегда разрастаются. Тогда можно было бы взять на работу помощников. И довести количество лавок до семи — десяти. Всё зависело бы от спроса. И к старости у меня была бы сеть лавок, которые меня бы обеспечивали, как и моих детей и внуков. Но это всё почему-то было нужно только мне. Этого я понять не мог. Вроде ведь должны смотреть в одном направлении. Жили-то вместе. А в итоге оказалось, что они живут сами по себе, а я сам по себе. Неприятно это было узнать. Очень неприятно.

Но это всё в прошлом. Пора заканчивать страдать о том, что не вернуть. Да и идти вперёд было интересно какое-то время, пока этот путь не стал бесконечным. Всё-таки цель должна иметь финал. Иначе путь к цели начинает походить на круг, которому нет конца и края. Мне же пора было выходить из круга.

Я решил ещё раз попробовать остаться в городе. Но уже не как беженец, а возможно, как фермер. Это было лучше, чем слоняться по лесам. По сути, я мог в любой момент остановиться. Очистить площадку под грядки. Но мне нужна была защита города от лихих людей. В городе должно было быть спокойнее. Или рядом с городом.

В ту ночь долго не было сна. Я лежал на земле и слушал джунгли. Как когда-то давно, когда я оказался на берегу после моря. Тогда было непонятно куда идти и что делать. Как жить, когда жизнь осталась где-то там. Обязательство перед другими прожить эту жизнь так, чтоб не было стыдно за себя перед ними. И вот прошёл год. Больше не было таких мыслей. Я отвечал лишь за себя. А другие… Им было всё равно. Они остались там, в прошлом.

Боль сковала тело. Она была такой сильной, что искры из глаз полетели вместе с выступившими слезами. Хотелось кричать. Но вместо крика я закусил губу и только чувствовал, как рот наполняется тёплой кровью. От боли голова не работала. Окружающий мир перевернулся. Я не понимал где земля, а где небо. Со спины словно снимали куски плоти. Похоже, я катался по земле, так как оказался в затухающем костре. Угли с радостью начали есть рубашку. На какой-то миг сердце остановилось. Это притом, что я оставался в сознании и чувствовал тление плоти. И вот сердце вновь погнало кровь, заставляя меня начать двигаться. Нужно было потушить рубашку. Стащить её с тела, потому что она была не изо льна или хлопка, а каких-то местных материалов и когда загорелась, то прилипла к телу. Её ещё выдали в лагере. Теперь же мне с трудом удалось её стащить и откинуть в сторону. После этого я поднялся. Ноги подгибались. Несколько шагов и я свалился. До воды уже пришлось ползти. Но когда я в неё упал, разгоняя лягушек в разные стороны, то почувствовал, что вновь могу жить. Вода прогоняла боль. Самое лучшее средство от ран — это в воде полежать, пока раны не затянуться.

«Спасибо, сынок. Такого я от тебя не ожидал», — сказал я.

«Всегда, пожалуйста. Не ожидал, что хватит духу, поэтому и не предупредил. Это подло?»

«Нормально. Ты молодец, что поборол себя».

«Теперь остаётся выбраться отсюда. Я не представляю, где нахожусь».

«Подожди пока силы вернуться и иди до ближайшего города. Рано или поздно