Сумасшедшая отпустила меня. Зажала сухарь в моей ладони.

—Дыши, ешь, пей и живи, — прошептала она, оставляя меня одного. Я же глупо сидел и смотрел на солнце и небо, не обращая внимание на слезящиеся глаза.

Корабль несло по волнам. Я чувствовал качку палубы. Мирное покачивание напомнило бессонную ночь около кроватки Цветика, когда она никак не могла уснуть. Это воспоминание резануло по душе, как нож. Боль. Она никогда не уйдёт. Никуда и никогда. Вечно останется со мной. Что бы я не делал и чего бы ни думал. Их больше нет. Дочь и жена остались лишь в воспоминаниях. Они были поглощены морем. Холодным, тяжёлым и обжигающим морем. Я ничего не смог сделать, чтоб их спасти. Но я жил. Пусть и противно было от этой мысли. Я остался в живых. А сейчас смотрел на улыбающееся солнце, чувствовал, как кровь разгоняется по телу и чувствовал вину, за то что рядом со мной нет Цветика. Она же ещё толком не жила! А может всё и к лучшему? Она не узнаёт всех мучений и горя этого мира? Кто я, чтоб судить кому жить, а кому умереть? Может сейчас ушли те, кто не смог бы противостоять тому, что ждёт нас за горизонтом? А что нас там? Одна неизвестность.

Возвращаться к жизни было сложно. Я был беспомощным. Тело не слушалось. С трудом удалось отползти от своей ниши, в которой я прятался от мира всё это время, чтоб уйти из тени, под лучи солнца. Морфы сидели на палубе вдоль бортов. Моряки лазили по мачтам, не боясь при этом свалиться в воду. Отчаянные. Смелые. И только благодаря им мы все ещё живы. В середине палубы играли дети, которые словно не чувствовали горечи. Они продолжали оставаться детьми, у которых были свои проблемы и переживания. Только присмотревшись, я заметил, что ошибся. Они переживали. Лианы волос были поникшие, но дети упрямо подставляли лицо солнцу и продолжали жить. Пытались вспомнить позабытые игры, чтоб в них спрятаться от действительности. По сути, они создали в голове другой мир, где не было всего этого зла или отгородились от него, не подпуская негативные эмоции. Сработал защитный механизм? Или дети всё воспринимают иначе и легче? В глазах боль. Значит они чувствуют похожее, что и мы, но отказываются пускать горечь в жизнь.

Горечь потери. Она оседала на языке. Нёбе. От неё хотелось плеваться. Вместо этого я стал жевать сухарь. Еда была без вкуса, но это была еда. Через какое-то время стали раздавать воду. Я взял кружку. Тёплая. Горьковатая, с привкусом железа и зелёного цвета от водорослей, которые не давали ей затухнуть. Говорят полезная. Только от неё тошнило, но я заставил выпить себя всю кружку воды. Это было нужно. Еда, вода, дыхание — жизнь. Для чего? Не понятно. Но это жизнь.

—Горе делает нас слабее. Заставляет нас вспоминать, что мы беззащитны. Каким бы ты сильным ни был, но всегда найдётся что-то сильнее тебя, с чем не получится справиться. Остаётся лишь принять.

—Принять несправедливость и посчитать, что всё нормально? — Я посмотрел на сумасшедшую, которая села рядом со мной. Даже не заметил, как она подошла.

—Боль — это две стороны монеты. Она как делает нас как слабее, так и закаляет. Но какой стороной упадёт монета — решаем только мы, — ответила сумасшедшая.

—Почему ты здесь?

—Не знаю. Я всегда жила на корабле. Или не всегда. Корабли уносят жизни. Уносят моих дорогих мужчин. Отец, брат, муж, сын, второй сын — всех забрали корабли и поглотило море. Я всё жду, когда оно поглотит меня, но море отказывается. Стоит войти на корабль, как шторма его обходить стороной начинают. Боги отказываются меня принимать к себе. Моряки зовут Хранительницей. А я считаю себя проклятой. Я всё знаю о смерти и всё знаю о жизни. Смерть не самое страшное, что есть в нашей жизни. Страшнее всего жизнь. Смерть — это покой. А жизнь — это движение.

—Которое не нужно, когда мы хотим другого. Но кто мы, чтоб понимать, чего мы хотим на самом деле? Никто.

—Всё верно. Мы никто. Пыль. Вдох того, кто всё это придумал.

—Но для чего он это придумал?

—Чтоб переплести как можно больше судеб на одной дороге. Когда всё хорошо, то мы сидим на месте. Но вот случается беда, и мы начинаем движение. Без пинков мы будем считать, что жизнь — это покой. И тогда равновесие ломается. Разве может быть жизнь и смерть покоем одновременно? Нет. Жизнь — движение, а смерть — покой. Пинки нам это напоминают. Заставляют идти. И тогда мы идём. Встречаем на своём пути других морфов. Переплетаем с ними свои судьбы. Толкаем их или останавливаем, чтоб не было совершено рокового шага. Для чего я живу? Может для того, чтоб сейчас сидеть с тобой? А для чего живёшь ты? Может твой разговор ещё не наступил? Может ты ещё не понял, что важно, а что пустое? Может ты ещё и не жил? Думай и дыши.

Она прислонилась спиной к борту корабля и закрыла глаза. Худые руки лежали на острых коленях. Она походила на дохлую птицу, которую давно не кормили. Серая кожа уже не принимала ультрафиолет. Сумасшедшая, вынужденная жить и возвращать к жизни других. Несправедливо. Но когда жизнь была справедливой?

Я заставил себя встать. Прошёлся по палубе. Качка. Море волновалось. Кит тянул корабль на скорости. Об купол ударялись брызги и рассыпались на мелкие осколки. Они напоминали капли дождя, что садились на траву и паутину, делая всё похожим на бархатное покрывало. Солнце превращало капли в искры. Жизнь для одних организмов и смерть для других. Как же всё было сложно…

«Ты жив?»

«Если я отвечаю тебе, то значит живой».

«Пять дней ты молчал».

«Знаешь, что произошло? — вместо ответа, спросил я».

«Знаю. Мне жаль».

«Смешно. Я боялся, что нам придётся оплакивать тебя, а в итоге траур несём мы».

«Так не должно было быть. Но случилось, — ответил Лешик».

Он молчал, но я чувствовал его присутствие. Смотрел как восходит солнце, чувствовал, как его лучи ласкают мир и понимал, что ночь закончилась. Страшная ночь дум и тяжёлых мыслей. Она закончилась. А впереди был новый день, который нёс что-то большее, чем свет. Наполнить этот день предстояло нам. Раскрасить его в цвета, заполнить поступками и свершениями, озвучить разговорами и песнями. Новый день. Новая жизнь, в которой прошлое теперь отражается лишь отголоском воспоминаний.

«Пап, только между нами. Сейчас обстреливают материк звероморфов».

«Кто?»

«Наши и киборги. Они не могут поделить чужую землю. Киберы