И ведь зачем? Добрую половину ночи виконт соображал, в какую сторону должны были завернуться у человека мозги, чтоб разжигать в ребёнке неприязнь к своим врагам таким образом. Сработало, конечно, отменно: ничем не подтверждённая выдумка Штанцлера, помноженная на фантазию неподражаемого Окделла, и пожалуйста, новая истина готова. Леворукий и прочие недосягаемые твари, если вдуматься — это вообще не смешно. Если Ричард будет с закрытыми глазами принимать на веру всё подряд, он, во-первых, свихнётся сам, а во-вторых — не заметит и навредит кому-нибудь ещё.
И это, между прочим, не какой-нибудь барон из захудалого поместья, а всамделишный герцог! Ужас и кошмар, а самое ужасное и кошмарное — ответственность за этого самого герцога, тяжёлым грузом плюхнувшаяся на плечи Марселя. Не совсем понимая, в кого он уродился такой порядочный, Валме тем не менее был уверен, что он не снимет этот груз…
От поистине печальных размышлений о собственном долге его отвлёк шум: ранние гости изволили откланяться, и Марсель тут же спрыгнул со ступеньки, устремившись вниз, мало ли, вдруг Ворону приспичит улететь вслед за ними. Успел вовремя и даже встретил хозяина. Позвякивая ключами на пороге своего кабинета, Рокэ взглянул на непрошеного гостя, не очень изящно, зато быстро летевшего с лестницы, и, как ни в чём не бывало, собрался закрыть дверь… Минуточку!
Преодолев последние ступеньки нечеловеческим прыжком, Марсель в последнюю секунду просунул ногу в сужающийся дверной проём. Сапог выдержал, нога постаралась тоже.
Неловко получилось.
— Разрешите доложить, — сказал Марсель единственное, что ему оставалось сказать в сложившейся ситуации, самоотверженно глядя в глаза начальству. Алва выразительно посмотрел на ногу, бесцеремонно впихнутую в его кабинет, затем — не менее выразительно — на остальное тело; Валме был готов поклясться, что пару лет назад умер бы от такого взгляда на месте, впрочем, он и сейчас был близок.
— Знаете, Валме, иногда мне хочется вас пристрелить, — будничным тоном сказал Рокэ, подбрасывая и ловя зловеще гремящие ключи.
— Знаю, — признался Марсель.
— Ничто не мешает мне сделать это прямо сейчас.
— Я знаю, — повторил виконт и тут же добавил: — Вы же понимаете, я бы просто так не проснулся! Это важно, срочно и касается вас.
— Чем короче, тем лучше. Я кого-то убил, унизил или оскорбил за ужином?
— Никак нет. Но вам понравится, — любой другой дворянин повёлся бы на задетую честь, но Марсель давно усвоил, что Алве до так называемой чести дела нет. Заявился он явно не вовремя, так хоть порадует человека! Если порадует. — Рокэ, вы можете пристрелить меня, когда захотите, но можно… ногу… она сейчас сломается.
— Сломается — починим, — Алву явно не убедили доводы, которых нет, но дверь он всё-таки отпустил, и виконт с облегчением проскользнул внутрь. Несколько хромая, до свадьбы заживёт. Если доживёт, если женится, если не поседеет с причудами своего оруженосца… — Докладывайте, чего вы ждёте. Пистолеты у меня всегда рядом.
Когда эта кошачья удача повернулась к нему задом? Это ж надо было припереться, когда маршал в настроении убивать. Уже три раза пригрозил, спасибо, что не четыре. Проглотив про себя «я бы на вашем месте сел», Марсель вытянулся по струнке и отчеканил:
— Эр маршал, разрешите доложить: в рядах нашей армии было замечено вопиющее безобразие, отвратительный случай… мужеложества. Грязная тайна всплыла наружу, и это угрожает моральному облику не только высшего командного состава, но и всего Талига. Вопрос требует немедленного разрешения.
Вот это закрутил! Теперь надо до конца дожить.
— Кто?
— Я, — храбро ответил Марсель.
— Кого? — равнодушно спросил Рокэ, то ли приняв сей бред за утреннее дурачество офицера, которое сейчас будет стоить ему жизни, то ли подозрительно спокойно восприняв произошедшее безобразие.
— Вас!
Секунды три он трусливо смотрел на край стола, потом не сдержался и поднял глаза на маршала. Марсель никогда в жизни не подумал бы, что ему однажды доведётся такое увидеть, но, боги, озадаченный Алва — это шедевр! После затянувшегося молчания Рокэ прищурился, слегка наклонив голову к плечу, и явно собирался что-то спросить, но все возможные лимиты терпения были превышены и растоптаны, и Марсель буквально рухнул в ближайшее кресло, не в силах больше смеяться в себя. В последний раз он на своей памяти так хохотал не один год назад, чтоб беззвучно, до слёз и до неоправданной боли в животе, и вообще не думал, что когда-нибудь сможет такое повторить. Однако…
— Извините, — через какое-то время удалось выговорить хотя бы это. — Я подумал… вы захотите знать… что я вас совратил… — Кое-как протерев глаза и приготовившись увидеть перед носом дуло пистолета, Валме закончил: — Если вы вдруг запамятовали, знайте, что так оно и было!
— Я запомню, — пообещал Рокэ, всё ещё глядя в ту точку, где минутой ранее стоял Марсель. — У меня только один вопрос…
— Какой?
— Я сопротивлялся?
Это утро не могло стать ещё более сумасшедшим, но оно стало: посмотрев друг другу в глаза, они засмеялись так, что, кажется, в шкафу что-то треснуло. Ради всего святого и грешного, если бы Марселю кто-нибудь сказал, что он будет душевно ржать с Первым маршалом Талига в его собственном кабинете над какой-то ерундой, он бы лично вруну пулю в голову пустил. Нет, воистину, взять на свою голову Окделла стоило хотя бы ради этой минуты!
— Доклад окончен, — героически выговорил Марсель, нащупывая под собой кресло. — Я могу повторить стоя и со всеми формальностями, только, умоляю, не раньше, чем через два часа.
— Не надо, не рискуйте, — отмахнулся Рокэ, усаживаясь на стол. — И откуда вы, собственно, узнали об этом акте разврата?
— Вы что, — Валме театрально округлил глаза, — вся Оллария в курсе. Это мы с вами не знаем, все остальные знают. В подробностях!
— В мельчайших? — вежливо спросил Алва, и если б не кресло, виконт бы всё-таки рухнул.
— Спросите кансилльера… Это всё из-за него!
Очень коротко, но весьма
