Валме вернулся только с парой бутылок вина и какой-то не очень симпатичной, но зато восхитительно тёплой шкурой, которая лежала на кресле.
— Я, — поделился он, плюхаясь на палубу, — практичен. А ты нет. Закутайся в эту штуковину, иначе я разгневаюсь, аки католик на гугенота.
— Не преувеличивай, просто ты здоров, — возразил Рокэ, без лишних пререканий кутаясь в штуковину, спасибо ему большое. — Я вынес себя, на этом всё.
— А меня разбудить не мог?! — обиделся Марсель, откупоривая бутылку.
— Весьма лестно, что ты считаешь меня всемогущим, но было бы проще снять с неба луну.
— Но я хотя бы не храпел.
— Не буду расстраивать…
— Ты уже, — луна, холод и запах моря настраивали на откровенность, не говоря уж о согревающем вине. — Ну вот кто так делает?! Полез, пропал, потом упал, теперь на палубе валяешься и страдаешь…
— Довольно затруднительно страдать, когда ты упрекаешь за это по десять раз на дню, — переведя на человеческий язык, Марсель решил, что его похвалили, и не стал переспрашивать на случай обратного.
— Пойдём хотя бы внутрь, — вышло, наверное, не очень жалобно, потому что холод бодрил и заставлял говорить резче. — Если ты тут простудишься, Хуан меня казнит.
— Здесь лучше, — полуулыбнулся Рокэ, прикрыв глаза. — Во всяком случае, есть, чем дышать. Морской воздух лучше любого лекарства…
— Что ж ты раньше не сказал? Мы бы тебя под парусом положили, и никаких старушек с противоядиями.
— Если честно, я пошёл на палубу в последний раз взглянуть на море и умереть, а получилось строго наоборот… — Он ещё и издевается! — И хорошо получилось, иначе бы Хуан действительно тебя казнил.
— Я бы казнил себя первый, — буркнул Марсель.
— Вряд ли. Ты на удивление хорошо переносишь всякие гадости…
И что с ним делать? Человек привык, что его ненавидят или не понимают, или и то, и другое — и как объяснить, что он тоже важен, сам по себе, без непобедимых головорезов, шустрых кораблей и государственного золота? Рокэ снова запел, предоставив мыслям виконта блуждать в гордом одиночестве. Собственно, мысли далеко не ушли, и это было печально.
— А ты уверен, что за Дрейком пойдут ещё корабли? — надо срочно о чём-нибудь заговорить, иначе свихнуться можно. — Он так-то похож на одиночку…
— Я бы на его месте никому не говорил о своих планах, — отозвался Алва. — Но раз уж информация просочилась в порт, у Дрейка оставалось два варианта — либо взять с собой людей, готовых прикрыть спину, в чём он вроде бы не нуждается, либо пустить всё на самотёк и допустить в свою операцию других искателей сокровищ.
— То есть, они могут и не сопровождать Дрейка, а охотиться за своей наживой?
— Лично мне без разницы, пока наживаться планируют на Испании. Кто-то в любом случае сядет ему на хвост, и мы должны поймать хотя бы кончик этого самого хвоста.
— И чего мы ждём? — язык виконта сморозил глупость раньше, чем до этого дошла мысль. — Ой, извини…
— Не меня, — возразил дон капитан. — Пока вы не продадите весь товар, который висит на «Славе», никто никуда не поплывёт. Мы же должны отплатить им за помощь, хотя бы так…
— Та-ак! Ты хочешь сказать, когда мы с Луиджи сбежали с ярмарки в порт, мы отсрочили отплытие?!
— В каком-то смысле. Я же говорил…
— Давно было, — увильнул Марсель. На самом деле, недавно, и это был даже не разговор, а целое поручение, но он так обрадовался, что Рокэ вообще разговаривает, что пропустил добрую половину мимо ушей.
Взгляд невольно задержался на неприкрытой шее Алвы, испещренной бледнеющими царапинами. Когда задыхаешься, по-настоящему задыхаешься, раздерёшь себе что угодно, лишь бы глотнуть воздуха…
— Тьфу на тебя, расстраиваешь, — не мудрствуя лукаво, Валме запил страдание вином.
— Повторяешься, — меланхолично заметил Рокэ.
— Может, хоть так до тебя дойдёт!
Возглас остался без ответа. Тучи затянули звёзды… А эту песню он уже слышал, кажется, от Луиджи. Лей-лелей-лелей… Что-то там про любовь, или опять про смерть, или про любовь и смерть в одном флаконе — типичные испанцы, им подавай сердечную боль, усаженную красивыми розами, чтобы не было видно слёз.
Что ж, через смерть так через смерть!
— Рокэ, если ты умрёшь, я тебя утоплю, — проникновенно сказал Марсель.
— Договорились.
Ладно, улыбается как живой, да, похоже, и вправду ожил. Виконт воспрянул духом — как-никак, он тоже немного к этому причастен. Впрочем, иного выбора и быть не могло: Алва может отрицать, что хочет, но без него всё было бы совсем не так. Настолько не так, что это было бы похуже сдавленного хрипа и царапин…
— Кончай страдать, тебе это не идёт, — посоветовал Рокэ, без объявления войны вцепляясь ему в плечо. — И не дёргайся, я всего лишь хочу встать…
— Вот встанешь сам, тогда перестану дёргаться, — ладно, допустим, дона капитана он доведёт запросто, а шкура пусть валяется здесь — тёплая, но тяжёлая. Пусть валяется… вместо них, лежит и смотрит на звёзды, хотя они никуда и не денутся. В этой жизни уж точно.
========== 14. «And we will live forever» ==========
1587
Последнее такое совещание в капитанской каюте оказалось для Джильди роковым — сразу после него на корабле поднялся бунт, и отца убили. Теперь никому ничего не угрожало, но боцман всё равно не мог привыкнуть к тому, что они сидят внутри. Здесь тесно и мало места, то ли дело, как они вытаскивали самую непотрёпанную карту на внешнюю палубу и обсуждали путь на открытом воздухе… Но то было на «Сан-Октавии» и в ясную погоду, а «Слава короля Филиппа» буквально притягивала к себе дожди. Мелкие и моросящие, но всё же противные, сбивающие все планы дожди. Теперь понятно, почему у англичан такой скверный характер.
Вернувшись в реальность, Луиджи честно уставился на герцогство Бретань. Далековато будет…
— Предлагаю обойти французские берега по очень большой дуге, — заявил Марсель, наваливаясь сзади на его кресло. В общем-то, кресло было капитанское, но Алва сказал «сядь и не отсвечивай» и забрался на стол — всё как обычно. — У меня маленькая боязнь, что вы решите закинуть
