Потом, в один майский день отца не стало — остановка сердца. Известие принесла серая почтовая сова. Северус трижды перечитал короткую записку от матери, но слова все равно не ложились на реальность. Он тупо пялился на пергамент и чувствовал себя чудовищем, не испытывая ни одного из положенных в такие моменты чувств. Ни скорби, ни тоски, ни сожалений. Одна лишь только злость за то, что своей смертью отец его как будто предал.
В последний раз и навсегда.
Эйлин ничего не сообщила Слизнорту, предоставляя сыну выбор — являться на похороны или нет. Северус не хотел приходить на магловское кладбище, стремясь отделить себя от этого мира. К тому же, пришлось бы лишний раз напомнить декану о статусе собственной крови, а унижений и без того хватало. Ведь ничего кроме постыдной бедности отец ему не оставил. Но все равно, в последний момент, нарушив дюжину школьных правил, Снейп сбежал с занятий, чтобы аппарировать домой, будто это был последний шанс добиться от отца ответа: что изменилось в тот июньский день, когда в нем проснулась магия? Но вместо ответа Северус получил лишь магловское проклятие от матери за то, что посмел колдовать в их доме.
Восковое лицо человека с карикатурно длинным, острым носом ничем не напоминало отца и казалось настолько неестественным и уродливым, что Северус не смог прикоснуться к телу, покоящемуся в дешёвом гробу. Даже одежда на отце была непривычная: старый, проеденный молью костюм-тройка, в котором он когда-то ходил в мэрию под руку с Эйлин.
Почему она не додумалась подлатать одежду магией? Мать ведь могла. Она вообще много чего умела, только ничего не делала и в итоге донельзя запустила даже себя. Так Северус ей и сказал. Слова, копившиеся столько лет, как заклинания слетали с языка. Обвинения посыпались одно за другим, и он орал на мать точь-в-точь, как это делал отец. Северус бросил ей в лицо даже то, что всю жизнь стыдился их обоих. Да знала бы она, каково это, когда ухоженные, моложавые волшебницы с брезгливым осуждением смотрели на его старую, уродливую, неряшливую мать на перроне платформы 9 и ¾.
Кончилось тем, что Эйлин в сердцах ударила сына по щеке.
Так к злости добавилась ненависть к отцу, к матери и всем жалким маглам, не способным побороть смерть, боль и время…
После обеда Северус вернулся в Хогвартс и сразу же написал Люциусу о своем окончательном решении. Затем выволочка от Слизнорта и отработка у Филча… До самого отбоя он, будто бы в угоду покойному родителю, руками, без магии драил в теплицах изгаженный после пересадки мандрагоры пол. А после побрел на смотровую площадку Астрономической башни, чтоб отвести эту дуру Синистру в гостиную Когтеврана.
Наверное, в глубине души ему хотелось какого-то участия, но получить это было решительно не от кого, так что ее молчаливая компания виделась лучшим вариантом. Конечно же, он и словом ни о чем не обмолвился, просто шел позади, рассматривая ее длинные, светлые, собранные в хвост волосы. Потом она остановилась и, обернувшись, испуганно посмотрела в глаза, явно намереваясь что-то сказать. Но Северус шикнул на нее прежде, чем Аврора успела раскрыть рот. Если, мол, она не желает до утра торчать на улице, пусть поторапливается.
Вероятно, Синистра уже тогда вынашивала вопрос, который решилась задать лишь перед последним экзаменом, но Снейп этого не знал. Он не мог даже представить, что кто-то в Хогвартсе захочет этого с ним, после того, что случилось в конце пятого курса.
Изменилось бы что-то, позволь он ей договорить? Вряд ли. До самого последнего дня в Хогвартсе Северус и думать не хотел ни о ком, кроме Лили. Хотя мысли о Синистре, вернее о ее словах, невольно прокрадывались в голову, и были, ох, как далеки от целомудрия. В какой-то мере это шокировало его, потому что о Лили Северус никогда подобным образом не думал, не смея оскорбить ее даже в мыслях.
В какой-то момент Снейп решил, что дело в самой Авроре. Вероятно, что-то в ее внешности провоцировало на такое, недаром же о ней чего только не болтали. Хотя брезгливости все эти слухи у Северуса не вызывали.
Потом Лили внезапно покинула Хогвартс на два дня раньше, пропустив даже прощальный пир. О причине никто ничего не говорил, но не остались в Хогвартсе и Поттер с Блэком. Уехали вместе с ней, и Северус понял, что это действительно конец. Пора было перевернуть эту страницу и идти дальше…
Снейп медитативно помешивал прозрачное зелье в котле и словно видел в отражении всю свою никудышную, бессмысленную жизнь.
Три унции настойки амаранта…
Цвет апельсина, гашеный полынью…
Две звёздочки красной гвоздики…
С момента убийства Дамблдора, огонь под котлом он разводил лишь дважды, причем так уж вышло, что оба раза он готовил снадобья для Синистры. И то, что они делали невозможным рождение новой жизни, казалось ему чертовски символичным и правильным. Такие люди как он должны покидать этот мир, не оставляя следа. Тем более, Снейп чувствовал, что и сам стоит одной ногой в могиле и не сопротивлялся этому.
Даже некогда так упоительно любимая работа в лаборатории не приносила былого удовольствия. В точных механических движениях ножа не было красоты, а результат не приводил в экстаз. Хотя расслабиться и снять некоторое напряжение все-таки удавалось.
Возможно, без Синистры он бы сошел с ума.
Кровь королевских лебедей — три оборота против часовой стрелки.
Две ветви тиса, сложенные крестом — пепел ясеня, сожженного в новолуние.
Аврора… Нравилась ли она ему? Скорее да, чем нет. Даже несмотря на все ее недостатки, самым раздражающим из которых Снейп видел полное безразличие к собственной жизни.
Руки ее были развязаны, она могла заниматься чем угодно, уехать отсюда, устроить свою жизнь, но нет… почти десять лет проторчала не высовываясь, занимаясь не таким уж любимым делом. Ведь она выбрала астрономию потому, что лишь по этому предмету получила высший бал на экзаменах. Якобы за год в Хогвартсе у нее было предостаточно ночей на астрономической башне, за которые она как следует изучила карту звездного неба и даже немного увлеклась этим. К тому же, ей явно тяжело давалось находить с