– Так вы хотите этим заразить всю планету? Все человечество превратить в таких же зомби, как эти несчастные?
– Вы просто не понимаете! – вскричал полковник. – Развитие человечества…
– Скажите, насколько все это законно? – прямо спросил я. – Если я доложу о том, что тут происходит, куда следует, что мне там ответят?
– Вы подписывали бумаги о неразглашении! – напомнил Перцев.
– Это были правительственные бумаги или Министерства обороны? То есть, если я сообщу подробности о ваших экспериментах, скажем, в Генштаб или Кремль, мне ответят: все нормально, все законно. Так?
По лицам майора и полковника я понял, что далеко не все подробности их исследований известны руководству. Это еще больше подкрепило мою решимость.
– Да, но… – начал Светлов, но я уже направился к двери.
– Так или иначе, я не стану замалчивать преступления и тем более способствовать их совершению! – сказал я на пороге и вышел из кабинета, громко хлопнув дверью.
– Вам не кажется, что мы допустили ошибку? – услышал я голос Перцева за дверью.
– Мы и раньше ошибались, – ответил Светлов. – Однако соглашусь: это самый непростительный просчет с нашей стороны!
…Из штаба я прямиком отправился в казарму – узнать, сообщили ли родным рядового Русова о случившемся. Большая часть личного состава сидела на расставленных на центральном проходе между кроватями стульях и пялилась в закрепленный над входом телевизор. Шла какая-то комедия. Видимо, на экране произошло что-то смешное, так как все солдаты разом захохотали. Смеялись и те, что лежали на кроватях, и даже дневальный, хотя с его места у тумбочки телевизор не был виден. Хохотать перестали также одновременно. Мне стало жутко. Неподалеку от входа стояла кровать Русова.
– Что, до сих пор не сняли? – спросил я, кивнув на бирку с фамилией, привинченную к спинке.
Солдаты почти синхронно повернули голову в мою сторону.
– Зачем? Это же Вити Русова кровать, – удивленно поинтересовались одновременно человек пять или шесть.
«Не все разом, – отметил я. – Значит, кое-что индивидуальное у них все еще осталось. Но какими они станут еще лет через пять такой жизни?»
– Но ведь он это… – сказал я. – Такая смерть…
– Вы что-то путаете, товарищ капитан, – все так же невозмутимо ответило несколько голосов. – Майор Перцев сказал, что с Русовым все в порядке.
Я аж дар речи потерял. Такая наглая ложь!
Вдруг солдаты разом встали и вытянулись, как по команде «смирно». В расположение вошел майор Перцев. Холодно взглянул на меня.
– Надеюсь, родителям парня уже сообщили? – спросил я, кивнув на кровать погибшего.
– Зачем? – с деланым удивлением воскликнул тот. – Чего лишний шум поднимать?
– Лишний шум? – Я почувствовал, как внутри у меня начинает закипать кровь.
– А что не так-то? Поваляется боец пару деньков в санчасти. Делов-то…
– Как это в санчасти? У него же…
– Царапина? – с улыбкой спросил майор, нагло глядя мне в глаза.
Я, больше не говоря ни слова, покинул казарму и пошел в санчасть. Там обошел все палаты, но встретил лишь пару человек в белых халатах – гражданских. На их подозрительные взгляды отвечал, что ищу полковника. Русова в санчасти, конечно же, не оказалось. Впрочем, как и других солдат. Только теперь я задумался, что ни разу не видел, чтобы бойцы хоть когда-нибудь обращались за медицинской помощью. Быть может, они научились излечиваться силой своего разума? Кто его знает, какие еще возможности таит в себе этот светлозан…
– Кстати, а где Русов? – как бы невзначай поинтересовался я у проходящего мимо человека в белом халате.
– Кто?
– Боец, пострадавший сегодня на занятиях.
– Не знаю, – пожал тот плечами, его взгляд стал еще подозрительнее. – Я его тут не видел. Вам лучше у полковника Светлова спросить!
Я обошел санчасть, но ничего подозрительного не обнаружил. Позади здания увидел дверь, обитую оцинкованным металлом, а рядом с ней, у самой земли, – окошко. Я заметил, что белая занавеска по ту сторону стекла приоткрыта. Тогда я встал на четвереньки и заглянул в окно. Увиденное меня скорее возмутило, нежели удивило. Посреди комнаты на железном столе лежало тело рядового Русова!
17 мая
С утра пораньше я снова отправился в казарму. Во мне еще оставалась слабая надежда, что не все офицеры в курсе этих преступных экспериментов. По крайней мере, взводные, приставленные лишь следить за личным составом, могли ничего и не знать. Капитан Новиков прибыл сюда последним, да и как человек он мне нравился больше других, потому именно с ним я решил поделиться тревогами и планами.
Новикова я застал за столом в кабинете дежурного.
– От нас скрывают информацию! – с ходу начал я. – Рядовой Русов… Его нет в санчасти!
– Конечно нет, – спокойно ответил тот. – Ведь он выздоровел. Его сегодня утром перевели в казарму.
Я так и застыл с раскрытым ртом. Не знал, что и думать, когда шел за Новиковым по коридору. Это что, розыгрыш? Так не шутят! А когда взглянул на кровать Русова, то и вовсе остолбенел. Вчерашний мертвец лежал в своей постели! Живой!
– Ему нельзя вставать… – Голос Новикова вывел меня из ступора.
– Как самочувствие? – спросил я у солдата.
– Нормально. Спасибо, товарищ капитан, – ответил воскресший, приподнимаясь на локтях. Я заметил у него на горле толстый слой бинта…
До вечера я бродил сам не свой. Таинственное воскресение Русова не выходило у меня из головы. В памяти то и дело всплывали то щупальце, выпрыгивающее из тумана и обвивающее солдату шею, то железный стол в подвале санчасти с лежащим на нем телом. Да у него же голова была отделена от туловища! Такое не лечат! Это был труп! Труп!
В столовой во время завтрака и обеда я встречал Перцева и Светлова. Те сидели за одним столом и тихонько переговаривались, поглядывая на меня. Я же думал о том, на что способны эти люди, если перейти им дорогу. Они запросто жертвуют целой ротой молодых парней и уж наверняка ни во что не поставят жизнь одного назойливого офицера. А если все, что они рассказывали о своих экспериментах, правда, расплата может быть очень жестокой… И я решил пока не подавать виду, притвориться, что не собираюсь предпринимать никаких действий. О своих планах не стал говорить даже с младшими офицерами. Кто знает, на чьей они стороне? А когда ко мне подошел Перцев и спросил, не переменил ли я мнение о вчерашнем разговоре, я подумал: «Скажу, что теперь с ними, – заподозрят ложь. Люди так быстро не меняют своих позиций» – и ответил:
– Пока еще думаю.
– Надеюсь, вы примете верное решение.
И в этих словах прозвучала явная угроза.
На ужин я не пошел. Сказал, что плохо себя чувствую. И это было правдой, ведь меня до сих пор мутило от их треклятого светлозана, а
