У того, кто ее держал, на ремне висел нож. В любую секунду его могли отстегнуть и также перерезать ей глотку.
Она подумала о джихадистах, персонажах компьютерных игр, в которые играл ее отец, когда она была маленькой. Они перед лицом неминуемой казни от солдат, за которых играл человек, закрывали глаза и говорили: «Аллах акбар», Аллах велик. Она внезапно поняла, что всегда им симпатизировала. Не из-за того, что они сделали: в играх их поступки естественным образом были сродни ужасным зверствам орков, а из-за их фатальной храбрости, их готовности умереть, восхваляя предназначение своей жизни.
– Мы все чего-то стоим, – сказала она. – Зотты не стоят больше, чем все остальные. Самообман делает из нас монстров. Эгоизм – лишь повод, чтобы умертвить сочувствие другим. Люди в основе своей добры. Нужно жить так, как будто это первые дни лучшей…
Убийца навис над ней и вместе с державшим ее человеком вслушивался в ее болтовню. Они переговаривались, решая, сколько еще этого дерьма им придется выслушать, прежде чем прикончить ее. Тот, кто держал ее, качнул ее в сторону убийцы, словно бы в дарственном жесте. Она заставила себя не закрывать глаза.
– Я люблю тебя, Итакдалее. Я люблю тебя, Гретил. Я люблю тебя, Ласка. Я люблю тебя, Джимми…
Убийца опустил руку к поясу. Она увидела нож в его руке, лезвие, отразившее на мгновение лунный свет, прежде чем до мозга дошел сигнал от ее глаз, что это не было ножом, а чем-то другим. Что-то тупое и небольшое двигалось к оголенной, замерзшей коже ее лица. Это коснулось ее, легко, как кисть, и…
Она не помнила, что было дальше. Осталась лишь тень от воспоминания, частично реконструкция, а частично ранящие моменты, которые ни с того ни с сего могли всплывать перед глазами. Эта штука коснулась ее лица, и все конечности разом онемели, так как мозг пробило рядом мощных электронных импульсов. Ее дыхание остановилось прямо в легких, заложило уши, расслабились мышцы мочевого пузыря.
Она пыталась заставить легкие дышать, болящий мозг безумно требовал кислорода. Легкие ушли в офлайн[92], а автономная нервная система закрылась на обслуживание. Черные точки мельтешили перед глазами. Становилось темнее и темнее, как при виньетировании[93], и все хуже было видно склоняющуюся над ней безучастную белую маску. Легкие снова принялись за работу и впустили такой большой глоток холодного воздуха, что снова зашлись в астматическом спазме. У нее было лишь одно мгновение, чтобы успеть подумать: «О нет», как ее пустолицый истязатель наклонил голову в другую сторону и снова поднял свое маленькое устройство, коснувшись теперь ее губ. Ее рот сначала раскрылся, а потом закрылся с такой силой, что она почувствовала, как треснул зуб и кусочек кости упал на ее язык. Он покатился в ее глотку, и она закинула голову назад в сильнейшем спазме.
Во время этого спазма державший ее человек закрыл ее забрало, закинул ее на плечо, как его спутник таскал до этого Итакдалее, прежде чем убить его, поймал ее безжизненные ноги одной рукой, другой рукой взялся за шею, и эти двое пошли тяжелой поступью прочь.
Она не полностью отключилась, но была слаба, как новорожденный котенок, и с трудом могла думать о чем-либо, когда они сходили с дороги и углублялись в лес, где среди веток стояли замаскированные мотосани… Похититель бросил ее в повозку, прицепленную к саням, связал ее, безразлично обездвижил голову с помощью резиновых пузырей, которые он надул по нажатию кнопки. Они сжали ее скафандр, как рукав манометра, надежно зафиксировав.
Она почувствовала запуск двигателей через вибрацию рамы повозки, затем ночное небо и похожие на руки скелетов ветви деревьев пропали, когда похитители увозили ее в неизвестность. Постепенно аккумуляторы в ее скафандре сели, и стало очень холодно.
[XVIII]– Это был интересный разговор, – сказала Бес, как только наемница ушла. – Она, кстати, пытается выяснить, что я сделала с сетью. В этом вопросе она лишь наполовину компетентна. У нее хорошие инструменты для диагностики, и она их запускает в системе, чтобы проверить целостность прошивки и рабочего кода. Конечно, я полностью контролирую все системные вызовы, которые она выполняет, поэтому просто возвращаю ей те контрольные суммы, которые ожидают ее диагностические инструменты, потому что, гори оно все огнем, этот объект полностью принадлежит мне.
– Смотри, чтобы голова не закружилась от успехов, – сердце Ласки готово было выпрыгнуть из груди, а ладони вспотели. Когда Надя уходила, то впервые повернулась к ней спиной, точно понимая, что это будет воспринято как некое сообщение, что они временно на одной стороне баррикад.
– Мне страшно, непонятно почему. Есть, однако, что-то еще.
– Что?
– Тетфорд, – сказала она, – и Акрон. Они эвакуировались. Солдаты или, может, полицейские, если сейчас между ними есть хоть какая-то разница, пришли во всеоружии. С летальными, серьезными штуками. Я говорила с Бес, той Бес, которая там, вплоть до ее самоубийства. Она отправила мне разностную копию. Мне и другим Бес по всему свету. Она говорила со мной вплоть до того, как отключилась. Я могу просмотреть ее журналы до момента ее смерти, могу повторно пережить ее смерть и…
– Ох, Бес, извини…
– Помолчи. Это восхитительно. В конце, прямо перед отходом, она сняла всю параметризацию со своей симуляции, отпустила все тормоза, которые не давали хода ее чувствам, и жила в полном спектре всех чувств, которые только могла испытывать. Должна испытывать. Которые я должна испытывать. Я чувствовала все через нее, ощущала то, что чувствовала она в тот момент…
– Ох ты ж…
– Это словно лучшие наркотики, какие только ты можешь принять, но в тысячу раз лучше. Конечно, у меня больше не может быть секса, но это было как лучший секс, который у тебя, дорогая моя, может когда-либо случиться, только умноженный в миллионы раз. Когда я отключаю свой защитный буфер – это как разрыв реальности, езда на велосипеде под горку, вокруг тебя деревья, камни и всякое прочее дерьмо, и если ты во что-то врежешься, даже заденешь вскользь, то все закончится. Пока я могу выруливать и концентрироваться на проблеме, я достигаю пятикратной скорости звука и кричу так громко от радости, что дрожат все стекла.
– Именно этим ты сейчас занимаешься?
– Сейчас я не могу себе это позволить. Но я несколько ослабила ограничения. Теперь я перемещаюсь гораздо быстрее и мой диапазон шире, чем обычно. Я разговариваю с теми Бес, которые пытаются сделать то же самое. Мы изучаем всю телеметрию и прямую связь, которую можем получить от космоученых, пока они уходят с насиженного места, но это очень мало. Пока вроде у них все хорошо. Во-первых, многие из них ранены. У них
