- Пока не очнется - к нему нельзя. Я лично позвоню Вам и сообщу, хорошо?

Ребятам волей неволей пришлось кивнуть. Томас пролепетал “спасибо”, получив на это лишь мах рукой.

- Это моя работа, мальчик. Пожалуй, я сегодня впервые был горд тем, что я врач.

Когда Минхо и Тереза собрались было вытаскивать Томаса из больницы, потому что тот ни в какую не хотел ждать звонка, а собирался сам сидеть в больнице, Тереза кинула мимолетный взгляд на кружки. Оставив своего парня уговаривать виолончелиста, девушка побежала к той женщине. Она неизменно сидела около регистрационной стойки. Ничуть не обидевшись на то, что ребята забыли придти, она с искренним облегчением и радостью приняла новость, что с Ньютом все нормально.

***

Через два дня и четырнадцать часов (Томас специально считал) ему позвонил хирург, оперировавший Ньюта. Сообщив, что парень очнулся, и состояние его стабильно, он разрешил приехать. Несмотря на то, что часы посещения еще не начались, брюнета пропустили.

Виолончелист, забывая о том, что в больнице следует соблюдать спокойствие, сломя голову несся по этажам, перепрыгивая через ступеньку, напрочь забыв, что в больнице есть лифт. Добравшись до четвертого этажа, Томас чуть замедлил шаг, выискивая нужную ему палату под номером 48.

Подойдя к нужной двери, Томас почувствовал, как у него перехватывает дыхание, и где-то в районе желудка появляется то самое чувство, называемое бабочками в животе. Толкнув дверь, парень зашел.

На кровати, вокруг которой было слишком много различных приборов, капельница и абсолютно пустая тумбочка, лежал Ньют. На лице его были синяки и ссадины, левая рука была замотана в гипс, все остальное было скрыто одеялом.

- Привет, Томми.

Ньют улыбнулся, хотя для него это было больно. Глаза парня по-детски радостно светились от счастья. А Томас не мог сдвинуться с места. Ньют жив. Вот он. Он дышит, говорит. Живой. А ведь виолончелист так боялся никогда не услышать этот хриплый голос. Так боялся прикоснуться к рукам и почувствовать холод.

Томас преодолел расстояние между дверью и кроватью, становясь прямо около стула, приготовленном специально к приходу гостей.

- Я… - брюнет сглотнул, пытаясь подавить слезы. - Я боялся никогда больше не увидеть тебя.

- Идиот, - Ньют чуть покачал головой, тут же морщась. Для Томаса это не осталось незамеченным. - Прости, что я был так неосторожен.

- Теперь неважно, - Том аккуратно провел пальцами по правой руке Ньюта, чувствуя тепло его кожи. - Все ведь хорошо?

Ньют отвернул голову от Томаса и посмотрел в потолок. Брови были сведены к переносице, а в глазах отражался страх.

- Томми… - блондин тихо окликнул парня. - Я не могу пошевелиться.

Комментарий к Глава 13

*Песня:Tractor Bowling-Время

К сожалению, сначала вышел небольшой конфуз и глава была выложена не полностью. Простите, автор просто рукожоп. Все исправлено.

========== Глава 14 ==========

Автор рад, у его фанфика появился трейлер *ОООООО* Посмотреть его можно, перейдя по ссылочке: http://www.youtube.com/watch?v=8oApwZ3NAA4

За такое чудесное видео огромное спасибо Вале :* Я очень ей благодарна.

Возможно, в скором времени у “Рисуя тебя” появится обложка и собственный плейлист. Также хочу сказать, что на самом деле конец фанфика не так уж далеко, так что хочу поблагодарить тех, кто читает, ждет проду, поддерживает меня отзывами, подарками и оценками. Спасибо большое :3

Всегда Ваша

Афа

Зима в этом году пришла прямо по календарю. Первого декабря Ньют почувствовал снежинки на лице и руках. Снег падал крупными хлопьями и медленно таял, соприкасаясь с кожей.

Томас катил инвалидную коляску по засыпанному снегом тротуару, а художник ждал его на лавочке около больницы, радостно щурясь и ловя языком снежинки. В этот момент Ньют выглядел таким ребенком, что у Томаса защемило сердце. Ведь только сейчас он осознал… Они действительно еще были детьми. Всего лишь девятнадцать лет, казалось бы, уже совершеннолетние. Но еще ведь дети! За что им всё это? Будто жизнь специально подкидывала одно испытание за другим, проверяя их на прочность, на доверие. Они выдержали. Они вместе. Теперь они доверяют друг другу. Но какой ценой это досталось?

Сегодня, первого декабря, Ньюта наконец-то выписали из больницы. Парень провел там почти два месяца, закованный в гипс и бинты. Теперь гипс сняли и с ноги, и с руки. В ноге были пластины, которые предстояло снять лишь через год, а рука до сих пор была перемотана, и Ньют был счастлив, что он не левша. Врач сказал парню, что будь эта рука его основной рабочей, то о рисовании можно было бы забыть навсегда. Эта новость настолько ошарашила художника, что последующие дни он молчал, постоянно что-то рисуя в альбоме. Лишь на третий день Томасу удалось разговорить своего парня (то, что у них отношения, ни один из парней не мог принять до сих пор). Ньют, проводя руками по лицу, говорил так, будто его прорвало:

- Я не могу ходить, Томми. Я прошу, нет, умоляю, не говори этого ни Терезе, ни Минхо. Я не хочу, чтобы они знали. Лучше потом. Ты ведь понимаешь, я не хочу жалости. Воротит от нее. Да, я не могу ходить. Но если бы еще не мог рисовать? Я и так калека на всю жизнь, кому нахрен такой нужен?

Томас не стал говорить Ньюту, что тот ему нужен. Слова сейчас бы сделали намного хуже. Вместо этого виолончелист сжал руку блондина, коротко его поцеловал, а потом, встав, взял стоявшую в углу виолончель, начиная играть. Инструмент брался в руки редко, не до этого было Томасу. Он ходил по множеству юридических агентств, по множеству больниц, отсуживая невиновность Ньюта в аварии и его инвалидность. Уладить ситуацию удалось, но ради этого брюнету пришлось сделать то, что сломало его гордость. Ему пришлось позвонить отцу и попросить его помощи. Отец его всегда был широко известен среди адвокатов не только своего города, но и многих других. И только он мог сделать так, чтобы дело не довели до суда, иначе бы на суде всплыл тот факт, что Ньют – участник нелегальных гонок. И большая часть вины все-таки была на нем. В смерти водителя парень, конечно, виноват не был, но вот авария… Тут был полностью виноват блондин. Томас это осознавал, а потому через неделю после аварии позвонил матери. Впервые за три месяца он услышал ее голос. Женщина была удивлена. Она не плакала, не сказала, что скучала, ведь по ее голосу было слышно, что она безумно скучала по сыну. Он по ней тоже. Но на душещипательные беседы просто не было времени, а потому Томас все-таки попросил дать трубку отцу. И вот тогда был самый