– Ты хотел что-то сказать? – эльфийка вопросительно посмотрела на него. – Да. Я на твоей стороне. Хочу, чтобы ты знала это. – Теперь знаю, – Астарта пожала плечами.
Боромир взглянул ей в глаза. Просто невозможная женщина! Он воровато осмотрелся по сторонам и, убедившись, что никто их не видит, прижал Астарту к себе.
– А еще я хочу, чтобы ты была рядом, – прошептал он, коротко коснувшись губами ее щеки. – Сейчас не место и не время для подобных разговоров, – Астарта сердито оттолкнула его, но взгляд ее смягчился. Боромир же таким образом пытался снять собственное напряжение – жизни Фарамира теперь, слава Эру, ничто не угрожало, но Гендальф рассказал ему, что случилось и как именно Фарамира едва не сожгли заживо. До сих пор не верилось, что отец, поддавшись власти палантира, окончательно лишился рассудка. Боромир, конечно, наблюдал за ним некоторые странности незадолго до своего отъезда в Ривенделл, да и отцовская одержимость кольцом тоже настораживала, однако, он и представить себе не мог, что все зайдет так далеко. Несмотря на все это, Боромир был достаточно силен духом, чтобы заставить себя перестать думать об этом. Будет еще время скорбеть об отце, а сейчас нужно собраться с силами. Фарамир жив и это главное. Кому сейчас было действительно плохо, так это Астарте с Эленриэль, и Боромир это понимал. Первая страдает, но в силу характера не может это показать, а вторая и вовсе, удивительно, как ума не лишилась после всего, что произошло. А тут еще и такое несчастье с Леголасом. Боромир был реалистом и знал, что их другу, увы, осталось немного, наверное, и сама Эленриэль это осознавала, не глупая все-таки. Знала, только признавать не хотела. Он смотрел, как эльфийка все так же сидела около его постели и что-то тихонько шептала. В какой-то момент захотел подойти, но не решился.
Целительница принесла ей еду. Эленриэль поблагодарила женщину – как бы там ни было, но она все еще жива, и как всякая живая душа, чувствует голод. С обедом она закончила быстро. Эленриэль не ощущала вкуса еды – просто механически закинула в себя содержимое миски и запила холодной водой. Ни сытости, ни чувства удовлетворенности она не ощутила.
Никто не подходил к ней, чему она была рада, ибо невозможно было видеть в их глазах это отвратительное сочувствие и не менее отвратительную беспомощность.
...Она уже больше часа сидела в одной позе, держа его за руку и вглядываясь в лицо, время от времени закрывая глаза и погружаясь в вязкую полудрему. Ноги у нее затекли, но Эленриэль этого не ощущала. Она в очередной раз задремала, когда сквозь сон ей почудилось, будто кто-то неуверенно сжал ее пальцы.
Распахнув глаза и подскочив, словно ее окатили холодной водой, Эленриэль увидела, что Леголас пришел в себя. Затуманенным и невероятно измученным взглядом он смотрел на ее, но в то же время слабо улыбался.
– Леголас!.. – дрожащим голосом проговорила она. – Я... я так боялась за тебя...
Еще крепче сжав его руку, Эленриэль прижала ее к своей щеке, мокрой от слез, и коснулась губами тыльной стороны ладони.
– Что с твоим плечом? – спросил он, заметив торчащие из выреза рубашки бинты.
Было видно, что каждое слово дается ему с огромным трудом.
– Все хорошо...
Рядом с ними откуда-то возникли, Гимли и Арагорн, Боромир с Гендальфом... За их спинами маячил Пиппин, а пожилой лекарь тщетно пытался пробиться сквозь всю эту толпу.
– Дайте же мне пройти!
Эленриэль тоже пришлось отойти в сторону – Арагорн едва ли не силой отвел ее от кровати.
Лекарь осматривал его несколько минут. Что-то бормотал себе под нос и цокал языком. Эленриэль ничего не понимала, но это было и неважно – Леголас пришел в себя, а значит, все будет хорошо.
– Ну? Как он? – спросила она, когда целитель, наконец, отошел от кровати. – Как скоро он поправится?
Лекарь взял ее под локоть и отвел в сторонку. Убедившись, что сам Леголас их не слышит, он проговорил:
– То, что он пришел в сознание, госпожа, к сожалению, не говорит о том, что он идет на поправку. И, сказать вам по правде, лучше бы ему и не приходить в себя.
Эленриэль недоуменно посмотрела на него. По спине прокатился жутковатый холодок.
– Что вы имеете в виду? – Думаю, вы понимаете, что вашему другу немного осталось, – было видно, ему нелегко было это говорить, – все, что в наших силах мы делаем, но остановить действие яда уже не можем... Мы уже не лечим, а тянем время. И, наверное, вы понимаете, каких мучений ему это стоит?
Эленриэль жестко посмотрела на него.
– Я понимаю, что вы предлагаете просто оставить все как есть. Вы хотите дать ему умереть. – Госпожа, я всего лишь... – Замолчите! – Эленриэль выкрикнула это так громко, что некоторые обернулись.
Эльфийка схватила его за ворот туники и, притянув к себе, прошипела в самое ухо:
– А теперь меня послушай. Делай, что хочешь, но он должен жить, ты меня слышишь?! И мне плевать, что для этого нужно.
Оттолкнув лекаря, она пошла прочь.
– Целитель сказал, что все будет хорошо, – улыбаясь и стараясь не выдать дрожь в голосе, сказала она, присев рядом с кроватью Леголаса.
Он посмотрел на нее и грустно улыбнулся.
– Я слышал ваш разговор, – и, опередив ее, приложил палец к ее губам. – Не говори ничего. – Он на несколько секунд закрыл, пытаясь справиться с очередным приступом боли. – Ты сделала даже больше, чем могла бы... – А ты спас мне жизнь, – прошептала она. – Но дело не только в этом. Я люблю тебя, и если... Если... – Эленриэль боялась произнести это вслух, – если не будет тебя, то и меня тоже не будет, понимаешь? – Не говори так.
Эленриэль всхлипнула.
– Буду говорить. Потому что это правда. И я клянусь, слышишь меня, клянусь, что спасу тебя, чего бы мне это ни стоило.
Леголас с нежностью посмотрел на нее. Вспоминал все с самого начала – от первой встречи в лесу и битвой на Пеленнорских полях. За такой недолгий промежуток времени она стала ему роднее и ближе, чем кто-либо другой, и пусть все так внезапно рухнуло, но это было. Он был счастлив.
