— Всё хорошо, любовь?
— Очень...— в своей привычной мягкой манере отвечал Андрей, — я так счастлив...
— Ты здесь один, в темноте... Чему же ты счастлив?
— Тому, что у меня есть ты, милый.
— Да ладно, — мягко, но недоверчиво сказал Максим, — уверен, что минуту назад ты и не вспоминал об этом. Ты думал о чём-то другом...
Андрей тихо вздохнул, осторожно целуя руку Максима, лежащую на его плече.
— Это правда, — тихо сказал Андрей, — как правда и то, что я счастлив с тобой каждую минуту моей жизни.
Это прозвучало хоть и мило, но слишком сладко для искушённого уха Максима, чуявшего неискренность за версту. Тем не менее, он приник губами к макушке Андрея, медленно целуя его и в то же время шепча:
— Наверное от огромного счастья со мной, ты мысленно варишься в каком-то своём, одному тебе понятном дерьме, Андрюш...
— Я... — начал было Андрей и тут же запнулся, подбирая слова, — ничего такого, на самом деле, милый. Просто иногда одолевает грусть. Это нормально.
Он говорил так простодушно и искренне, что этот тон мог убедить любого, но только не чуткого Максима, который слушал его сердцем. Макс решил применить другую тактику.
— Мне жаль, — прошептал он, — что ты считаешь наши отношения менее глубокими, чем я думал раньше. А меня – человеком, не способным понять твои чувства... Очень жаль. И мне больно от этого.
Манипуляция была не самой тонкой, и Андрей частично её раскусил, но устоять не смог. Тем более, если сопротивляться дальше, то будет только хуже, думалось ему. Поэтому он перевёл дух и быстро сказал:
— Я думал о том ночном нападении.
Максим обнял его сзади и несколько раз поцеловал. Потом он увлёк его к окну и усадил в большое кресло. Расположившись рядом, он спросил:
— И что ты думаешь об этом, любовь?
— Просто... Думаю... Мысли всякие.
— У тебя есть идеи, кто мог бы это сделать? — продолжал свой мягкий допрос Макс.
Андрей замялся на какое-то время, и у Максима похолодело внутри. Что ни говори, а Андрей не был первоклассным обманщиком или лицемером. Он хорошо умел скрывать свои чувства, но ведь и Максим был не так прост, чтобы позволить водить себя за нос длительное время.
— Н-нет, — помолчав немного, ответил Андрей.
— Ты уверен?
Макс медленно начинал закипать. Он знал, что сумеет вытянуть эту информацию из Андрея любой ценой, но он не хотел, чтобы цена эта была слишком высока. И он сердился на Андрея за то, что тот сопротивлялся и провоцировал Макса на использование грубых средств, таких как давление и манипуляция. И, тем не менее, Максим был более прямолинейным из них двоих, поэтому он спокойно сказал:
— Тебе лучше сказать мне, Андрюш. Потому что, так или иначе, я об этом узнаю. И если я узнаю об этом от других людей, будет только хуже. И тот факт, что ты это скрываешь от меня, уже говорит о многом.
— Максим... — сказал Андрей со вздохом, поглаживая травмированную руку, — я ни в чем не уверен...
— Но ведь ты подозреваешь кого-то, так? Кто это? Просто скажи мне, и всё. Кто это был? Тебе не кажется странным, что ты «не запомнил» практически ничего в тот вечер? Ты сидел на земле, когда подошёл этот парень, так? Ты мог бы рассмотреть его ботинки, например, и нижнюю часть одежды. Хоть краем глаза.
— Он подошёл сзади, и я не видел его.
— Ты даже цвет и марку машины не запомнил... — продолжал Максим металлическим голосом, — вот это реально странно.
— Макс... Всё это я уже говорил в полиции. Там было темно. Я не знаю, что это была за машина. Обычная, легковая, не внедорожник, цвет я забыл, но не яркая, не белая, не красная, какой-то темный нейтральный цвет. Я действительно не помню.
— Ты подозреваешь Аркадия? — спросил Максим в лоб.
— Я не знаю, — отвечал Андрей, разнервничавшись, — но мне кажется, что это был не он. Даже если бы он пошёл на это, то он действовал бы не самостоятельно. Я уверен.
— Откуда такая уверенность? Если ты не запомнил ублюдка... Почему ты не посмотрел в его сторону, когда он выходил из машины? Когда хлопнула дверца, ты должен был рефлекторно повернуться и посмотреть по всем законам физиологии. Но ты не сделал это, а продолжил возиться с телефоном на земле. Почему? Тебя сбили, ты должен был чувствовать страх и боль. И негодовать на обидчика. Ты должен был захотеть увидеть его лицо. И в этот момент телефон не мог оказаться тебе дороже собственной жизни.
— Максим, не мучай меня, — грустно сказал Андрей, — я не знаю, почему я так среагировал. Возможно, я растерялся и был в лёгком шоке. Я плохо соображал тогда. От удара.
— Хм, хорошо, допустим, — задумчиво рассуждал Максим, — ты был в шоке. Ты сидел на земле спиной к машине или боком? Это ты можешь припомнить?
— Спиной. Максим, пожалуйста, прекрати это. Мне и так что-то не хорошо...
— Ты хочешь, этой ночью я сожгу галерею Аркадия? — неожиданно жестко спросил Максим.
— О, Господи, Максим!!! О чём ты говоришь!? Ты с ума сошёл!?
— Я могу это сделать, — сурово продолжал Макс, — очень чисто, качественно и красиво. Одни руины останутся. Все его веселые картинки отправятся к чертям на туалетную бумагу в ад. Это серьёзные убытки. Я приведу его на паперть. Уничтожу всё, что ему дорого. И никто не узнает, что это был я. Потому что я очень, (ОЧЕНЬ) расчётливый и продуманный ублюдок со связями в этом городе. Ну, как тебе мой план?
Максим умело играл его чувствами, и знал, что эта стрела непременно попадёт в цель. Андрей уже был близок к признанию.
— Я не думаю, что это был Аркадий, — дрогнувшим голосом сказал Андрей, — прекрати говорить такие вещи, милый. Это ужасно!
— Ужасно? — сверкнув глазами, переспросил Максим, — ужасно, милый, это нападать на беззащитного музыканта в подворотне, чтобы сломать ему руку. Сбивать машиной, бить по голове. Вот, что поистине ужасно. Страшно подумать даже, что двигало этим животным, когда он топтал ботинками тебя по рукам. Зависть, ненависть, ревность? Неразделённая любовь? Что? Как ты считаешь?
— Я не знаю, — чуть не плача, отвечал Андрей, — не знаю...
— Так может, спросим
