— Да, это так! И я отвечаю за свои слова!!!

Нат повернулся к красному от гнева, запыхавшемуся хозяину и наградил его презрительно-насмешливым взглядом:

— У меня для тебя новости, чудо. В 17-16 лет твоя малолетка стала бы жрать как не в себя и линять. Линять по-страшному. А совсем скоро он превратился бы в трехметрового бурого здоровячка. Всю нашу расу создавали для тяжелой работы, просто в детстве мы такие милахи тонконогие, что все педофилы слюной захлебываются. Я тоже был милахой с нежным пушком на бедрах и огромными доверчивыми глазищами, да что там, у меня была белоснежная шерстка! Знаешь, какая редкость — белый фавн? Только в положенный срок я полинял и вымахал вот в это вот.

— Быть не может… это не правда, — промямлил ошарашенный хозяин, едва не уронив щетку на пол.

— Что? Не веришь, что детки вырастают?

— Нет, нет, я же читал… В книге фавн, конечно же, вырос, но не в… буйвола. Он был изящным и…

— Дешевый романчик почитывал? — безразлично поинтересовался наглый раб.— Думаешь, твою книженцию стали бы покупать, превратись любимый тонконогий герой в увальня?

— Думаю… нет, — ответ прозвучал совсем тускло. Мартиан спрятал жгучую обиду под каскадом золотых волос и уже молча продолжил усердно работать щеткой, дабы отвлечься от разливающейся под кожей горечи.

В ванной комнате повисла неловкая и очень напряженная пауза, прерываемая лишь плеском воды.

— М-да… ты тот еще «счастливчик». Тебя за один день дважды наебали.

— Я привык. У меня вся жизнь такая, — на лице парня мелькнула грустная улыбка.

— Хреново, — без особого участия констатировал фавн, после чего, во избежание новой мучительной паузы, решил сменить тему: — Мыло у тебя вкусное. Пахнет вкусно, как пироженко.

— Мама сама мыло варит и в дорогу мне положила… много положила, я и не потрачу столько… все равно испортится… — Мартиан наклонился пониже, и его очки предательски скользнули вниз. Он уже успел попрощаться с последней своей парой, но, совершенно внезапно, они упали на раскрытую и широкую ладонь фавна.

— Дурашка, ты и есть Дурашка, хозяин, — исполин протянул жизненно необходимую вещичку юноше, — дальше я сам… Если не жалко, одолжи тряпья какого, а то моя одежа еще не стирана…

— Вряд ли у меня есть такой размер… покрывало разве только…

— Да хоть штору. Мне не жалко и мудями светить, но ты либо от стыда сдохнешь, либо от зависти.

— Пожалуйста… не надо выражаться в моем доме, — просьба прозвучала безжизненно и сухо.

— Мне не жалко светить своим нефритовым жезлом, но я опасаюсь, что вы, мой чувствительный и ранимый господин, наложите на себя руки от зависти к моему органу, который раза в три больше вашего, или от стыда. — Нат скорчил умилительную рожицу и всю последнюю фразу произнес елейным голосом.

Юноша вздохнул, надевая очки, и вручил губку со щеткой ехидно оскалившейся бестии, а затем молча потопал за покрывалом.

●●●

Фавн плескался еще несколько часов, за это время Мартиан-Грегори успел отнести покрывало в ванную комнату, дважды разогреть ужин, десять раз пожалеть себя, потерять и найти очки, и, конечно же, приступить к трапезе. Ел он всегда медленно, старательно пережевывая каждый кусочек, чтобы не подавиться косточкой, или не сломать зуб. С его «везением» подобная неприятность норовила свалиться чуть ли не за каждым приемом пищи.

Раб таки соизволил появиться после долгой и приятной ванны, из которой вообще не хотелось вылезать. Он горделиво цокал копытами по дощатому полу, весь такой душистый и сияющий. Его шерстка успела обсохнуть немного и смотрелась сейчас в разы лучше, включая щетки, прикрывавшие начищенные копыта. А пресловутое темно-синее покрывало, небрежно обернутое вокруг бедер, как ни странно, даже шло ему.

Мартиан равнодушно окинул взглядом увальня, вставшего перед обеденным столом, и продолжил неторопливо поглощать рагу из курицы и овощей.

— Хозяин, а где моя миска? — Нат озадаченно оглядел кухню.

— Здесь, — юноша указал на место рядом с собой за одним столом.

— Рабы с хозяевами вместе не едят. А то у вас, у хозяев, может настроение испортиться.

— Так… — ложка с лязгом упала в полупустую посуду, — я не в восторге от тебя и от этого мерзкого королевства, которое уничтожило мои мечты. Ты… ты просто ненавидишь всех людей без разбору. Теперь, когда мы выяснили отношения, садись за стол, бери рагу и ешь! Считай, что это приказ.

— Как знаешь. — Фавн сел за стол, прямо на пол, скрестив свои ноги, взял котелок и жадно принялся поглощать обед, не очень культурно чавкая. С тарелки он взял не кусочек хлеба, а половину недорезанной булки, которую умял в два укуса, вслед за ней и оставшиеся ломтики пропали. — Вкусно, — впервые с момента знакомства оленьи ушки Натаниэля встали торчком, выглянув из-под его еще влажной гривы. Одно из них оказалось слегка порвано, будто давным-давно из него выдрали сережку.

— Просто рагу… овощное. Я сам готовил, — Мартиан капельку растерялся, наблюдая, как стремительно тает провизия.

— Оно просто горячее! Не помню, когда в последний раз ел горячее, — оказывается, без ноток ехидства у исполина вполне красивый голос, и это даже удивило хозяина. Перед ним сидело совсем другое существо… счастливое. И, несмотря на всю его мощь, в нем сейчас отчетливо едва уловимо горело что-то живое и детское, отчего сердце юноши забилось намного быстрее:

— Нат, у тебя есть семья?

— Ну, есть, наверно, только понятия не имею где. Первое воспоминание — загон работорговца, — пустой котелок лязгнул о столешницу, — а зачем интересуешься?

— Я тут подумал, было бы неплохо найти твоих родных…

— Да какая нахуй родня? Работорговцы платят обедневшим теткам, чтобы они рожали от фавнов, а приплод потом сами растят на продажу.

— Понятно… А ты думал стать свободным? Избавиться от ошейника и начать…

— А че от него избавляться-то? Он и сам свалиться может, его ж подпольно делает абы кто. С меня пару раз падал, — Натаниэль усмехнулся, возвращаясь к котелку, дабы его облизать.

— И ты не воспользовался этим шансом? — глаза паренька округлились.

— А на хуя? На стройке такие, как мы, вкалывают за миску каши, а на другой работе нас и не ждут. У хозяина намного лучше, кстать, чем на вольных хлебах. У него хата есть и прокорм какой-никакой вкусный, может и мяском побаловать… И бить, может, будет не так сильно, как прораб… Короче, одни плюсы, мать их.

Пристыженный Мартиан опустил взгляд в тарелку и, немного поводив вилкой, ответил, правда, тише обычного:

— Я бы все равно попытался.

— Ну-ну,