— Раз ты позвал лекаря, значит, подыхал от боли.
— Скорее, устал.
Алавар кивнул, понимая, о чем я:
— Удивляюсь, что ты вообще ходил после Дара, а не улегся спать на ближайшую неделю.
— Пока на это нет времени.
Я думал, что Алавар станет возражать, но вместо этого достал из кармана маленький пузырек и протянул мне:
— Выпей. Иначе, боюсь, ты из этого кресла не встанешь. А прежде чем отдохнуть, у тебя есть еще важное дело.
— Клятвы.
— Да. Лучше покончить с этим как можно быстрее: Джагена надо объявить лордом, и пусть повторит свои клятвы королевскому Дому. И главное, чтобы это сделали его люди.
Пузырек, который я открывал явно дольше положенного, избавил меня от необходимости отвечать. Алавар знал, что я не хотел этих церемоний, чтобы кто-то преклонял передо мной колени. Но понимал, что это необходимо — сейчас я действовал как Клинок и брат королевы, ее представитель, и клятва мне приравнивалась к клятве ее величеству.
— Ты уже ставил их на колени, — хмыкнул Алавар, — посреди поля боя. Я слышал, воины впечатлились, только и шепчутся о королях-колдунах. Если бы ты попросил их присягнуть лично тебе, они бы это сделали.
— Тогда, наверное, хорошо, что они не знают, как я понятия не имел, подействует ли Дар. И как.
— Здесь ты управился с ним отлично.
Пока терпкая вязкая жидкость зелья скользила в горло, я не нашел, что возразить. Я не знал, смогу ли справиться с Даром, но там, среди боли и крови, когда мои люди умирали… я рад, что всё получилось, и не вышло второго взрыва.
— Ты казнишь Уртара? — спросил Алавар и дождался моего кивка. — Тогда я хочу, чтобы ты же разобрался и с мятежными магами. Они изменники.
— Ты… уверен?
— Абсолютно.
И он, и я знали, что за просьбой стоит нечто большее. Обычно Орден сам разбирался со своими проблемами, формально оставаясь верен короне, но и не подчиняясь ей напрямую. К тому же магов не так много, поэтому даже если бы Орден сохранил жизнь мятежникам, корона не посмела бы оспорить решение.
Но сейчас Алавар отдавал их мне. Признавая тем самым больше чем когда-либо, что поддерживает Элерис. Я ценил это. Хотя не знал, что больше руководит Алаваром, желание показать единство Ордена и королевы или наказать тех, кто пошел против него.
Скорее всего, и то, и другое.
Я ощущал, как зелье начинает действовать, возвращая силы. Ненадолго, но мне хватит, чтобы принять клятвы, а потом наконец-то отдохнуть. Но я видел, что-то еще беспокоит Алавара. И если он до сих пор не начал разговор об этом, значит, действительно важное.
— Я изучил заклинания на поле боя и вокруг замка, — наконец, сказал он.
— Знаю. Всё безопасно.
— Да. Но было и кое-что… странное. Я решил не беспокоить тебя, пока не выясню до конца.
Я терпеливо ждал, пока Алавар смотрел на огонь, как будто не хотел отвечать или подбирал слова. Потом, наконец, перевел взгляд на меня:
— Я нашел что-то вроде хитроумной ловушки. Но ты в порядке, значит, она не сработала.
— Отлично. Проверяем ловушки на мне.
На лице Алавара отразилось что-то такое, от чего я сразу пожалел о своих словах. Он опустил голову:
— Я знаю, что должен был предвидеть… проверить окрестности лучше, меня бы щиты не провели. Но мы только прибыли. Я правда не думал…
— Никто не думал, — прервал я. — Даже мне не пришло в голову, что Уртар не будет отсиживаться, а нападет в первый же день. Ночь. Но он явно ждал нас. Лагерь Мевранов можно было уничтожить в любой момент, но Уртар ждал, пока прибудем мы.
Алавар усмехнулся:
— Конечно, убить Клинка и Верховного Мага в кровавой потасовке. Это не только подточило бы боевой дух армии Элерис, но и ее саму… да и кто бы занял наши места? Уртар рассчитал всё, но недооценил нас.
— Мой Дар. Видимо, Нира Ялавари не поделилась информацией.
— Но маги знали. И попробовали сделать ловушку для Дара — и для тебя.
Я нахмурился. Дар сработал действительно хорошо, но я ощущал только усталость и опустошенность — лучше, чем когда-либо до этого, на самом деле. Но я подготовился даже к тому, что это яд, который убьет меня через месяц, когда спросил:
— Что за ловушка?
— Судя по оставшемуся магическому узору, заклинание должно было влиять на Дар и сделать его менее контролируемым. Разрушать носителя, сводить с ума… всё что угодно. Я понял до конца только сегодня. Но ты в порядке, значит, ловушка не сработала.
Но я уже не дослушивал его последних слов, только прошептал:
— Элерис…
После битвы я пытался с ней связаться, хотел узнать, что видит она, ощутить… но вместо этого соскальзывал, как будто оказывался на мокром камне. Только отдельные картинки и привкус безумия — того самого, что сквозило в Элерис еще при последнем разговоре с послом Канлакара, когда она была готова убивать.
Но я знал, что из-за использования Дара и усталости связь ослабла и с моей стороны, поэтому полагал, что как только я отдохну, то смогу четко понять, что творится у сестры. Главное, она знала, что мы победили.
Но теперь понимал, что всё не так просто.
В едином порыве я попробовал вновь связаться с Элерис, ощутить ее, увидеть ее глазами, но вместо этого барахтался в болоте из собственной усталости и ее вязких образов.
— Киран! Эй-эй!
Я моргнул, возвращаясь в «здесь и сейчас». Алавар сидел передо мной, но почти встав из кресла, наклонившись ко мне. И явно перевел дыхание, когда в мой взгляд вернулась осмысленность.
— Ты как будто отключился, Киран.
— Наша связь с Элерис… сестра видела моим глазами, когда я выпускал Дар, я чувствовал ее. Ловушка могла ударить по ней.
Алавар несколько мгновений молчал, как будто осознавая, а потом откинулся на кресле и выругался.
— Надо ехать к ней, — сказал я. — Как можно быстрее. Она не сможет контролировать это в одиночку. Безумная королева. Я должен быть рядом. Сегодня же…
— Нет.
В голосе Алавара звучала такая сталь, что я посмотрел на него с удивлением. Но его глаза не отрывались от моего лица. Тон не Верховного Мага, но сына лорда Вейна, потомственного аристократа благородного Дома.
— У тебя есть обязанности здесь, Киран. Принять клятвы, разобраться с изменниками. Отдохнуть, чтобы никто не посмел увидеть твоей слабости. Ты не только ее брат. Ты — Клинок Менладриса. Ты не можешь всё бросить. Даже ради Элерис.
И мягче добавил:
— К тому же ей бы тоже это не понравилось.
Я знал, что он полностью, беспросветно прав. Но это не делало происходящее более легким.