— Тогда с чего Элерис верить вам?
— Я не предлагаю мне верить. Я предлагаю сделку.
Солнце клонилось к закату. И, стоя здесь и сейчас вместе с Ялавари, я не мог не спросить:
— Я знаю, что маги хотели возрождения Дара. Возвращения королей-колдунов. Зачем?
— Пока тебе рано об этом знать, лорд Киран. Могу только сказать, что древний план магов пошел вразрез с желаниями его величества Дакаруса.
— Моего отца. Поэтому он мертв?
— Да.
Я ошеломленно уставился на Ниру Ялавари. Она только что практически признала, что Орден замешан в убийстве короля? Она сама? Неприятно кольнуло: Алавар тоже об этом знал?
— Орден не пытался убить тебя или Элерис, — спокойно продолжала Ялавари. — Не вас. Вы — живое воплощение замыслов магов, возрожденные короли-колдуны. Но ваш отец стоял на пути этих планов. Я помогла Уртару Мар-Шайалу устранить проблему. Хотя он, конечно, просто считает, что его род должен стать королевским. Но мне плевать на Уртара. А вы… даже когда не станет меня, Алавар и Орден поддержат королей-колдунов. Это главное.
— Чего же хотел мой отец? Что стоило ему жизни?
— Он хотел, чтобы вы оставались с сестрой вместе. Чтобы ты, Киран, стал ее мужем.
— Но у магов другие планы.
— Маги давно определили в супруги Элерис человека, чья наследственность сделает новую линию королей-колдунов стабильнее.
— Кто он?
— Это неважно. Главное, не ты, Киран.
— Почему же я еще жив?
Нира Ялавари улыбнулась:
— Потому что я так и не решила, что с тобой делать.
Я с силой навалился на окно, сжимая его руками, зажмурился. Это всё было слишком. То, что отца убили из-за того, что его планы не соответствовали великим замыслам магов, не удивляло. Я подозревал что-то подобное с тех пор, как Алавар рассказал о планах Ордена по возрождению королей-колдунов.
Но я никогда не думал, что отец умер только из-за того, что не соглашался превращать Элерис в племенную кобылицу. Да и что в таком раскладе ждало меня? Готов поспорить, меня бы прирезали еще до свадьбы сестры. Возможно, я жив только из-за того, что в ночь смерти отца полностью показал свой Дар. И Ялавари «не знает, что со мной делать».
Что ж, ни я, ни Элерис так просто ей не дадимся.
Открыв глаза, я в упор посмотрел на Ялавари и тихо сказал:
— Я прямо сейчас могу посадить вас под стражу. За государственную измену.
— У вас не будет ни единого доказательства. Хотите, чтобы люди решили, будто вы против магов?
— Да плевать. Ваше место займет Алавар.
— А ты уверен, что он не знал про короля? И Алавару потребуется время, чтобы войти в курс дел как главе Ордена. Да и его полное магическое восстановление не будет быстрым.
— Тогда что мне мешает убить тебя? Прямо сейчас?
— Твоему Дару — мои амулеты. А твоему мечу… ты же не убийца, Киран.
— Может, стоит начать.
Но я знал, что не сделаю этого. Я даже не мог толком осознать всё, сказанное Ялавари. Солнце садилось, и я подумал, что наилучший выход сейчас — поговорить с Элерис и Алаваром. Они ждут меня. Вместе мы решим, что делать с Ялавари.
— Мне нравился твой отец, — в голосе Ниры мелькнуло что-то вроде сожаления. — Но планы многих поколений нельзя отправить в бездну из-за желаний одного человека.
— Ваша ошибка в том, леди Ялавари, что стоило убить меня, когда была возможность.
Я развернулся, чтобы уйти, но услышал негромкий вздох Ялавари:
— Моя главная ошибка в том, что я дала тебе родиться.
Верхом я мог добраться до Храма минут за десять. Поэтому не стал тянуть и тут же отправился в конюшню. Только отдал распоряжение, чтобы за Нирой Ялавари следили и не выпускали из замка.
Пришпорив коня, я пустил его по дороге к Храму. Весь день меня мучило плохое предчувствие, но я не думал, что это выльется в признания Ялавари.
— Чтоб тебя, — прошипел я сквозь зубы.
Я не мог понять, на что она рассчитывает? Что Элерис удовлетворит ее требования? С чего вдруг? Что Алавар спокойно воспримет свой блок? Сколько у него уйдет времени, чтобы полностью восстановиться? Я был готов поклясться, что Элерис убьет Ялавари раньше. Обвинит в государственной измене и закует в цепи. Выпотрошит на городской площади.
Ялавари должна понимать, что ее бессмысленные угрозы делают только хуже.
Об этом я думал, когда стрела вонзилась в шею коня. Захрипев, тот рухнул на землю, так что я едва успел выскользнуть из седла. И тут же вытащил отцовский меч из ножен, заметив в полумраке темные тени.
Они знали, что сейчас я каждый день на закате езжу в Храм к Алавару. И выбрали то единственное место на середине пути, которое уже не просматривается гвардейцами от замка и еще не видно из Храма за поворотом.
Возможно, Ялавари рассказала, что помогла убить короля, только из-за того, что я сам скоро буду мертв.
Я не мог сосчитать, сколько их, но видел не меньше десятка. Дар внутри вибрировал, будто натянутая тетива тех арбалетов, которые я не видел, но ощущал в темноте. Либо до меня доберутся клинки, либо прошьют стрелами. Меня спасет только постоянное движение, чтобы не оставаться мишенью.
И Дар. Который я выпустил, даже не раздумывая. Позволяя ему пронизывать мое тело, вести руку с зажатым клинком. Защищать.
Как тогда, когда я убил похитителей Элерис, посланных Мар-Шайалом. Пока Ялавари помогала убивать моего отца, чтобы тот не мешал планам Ордена.
Я выпустил свою ярость и ощущал, как она отводит в сторону арбалетные болты. Защищает от лезвий и ведет мою собственную руку. Я убивал их, врагов, которые хотели уничтожить меня самого. Вспарывал животы и крошил ребра ударами, разбивал лица и пускал кровь, щедро питавшую темную землю.
Дар защищал меня и от магии. И маг был последним, к кому я приблизился, когда Дар схлынул, оставив только трупы остальных нападавших. Я шагал по их телам и крови, крепко держа меч. Мне нужно всего лишь поднять его и пронзить мага, но я не был уверен, что он не сумеет защититься.
Он же не размышлял. Прошипев что-то на незнакомом языке, кажется, канлакарском, подскочил ко мне и вонзил в живот сияющий магией кинжал. Не раздумывая, провернул, явно хотел двигаться дальше и вспороть, но в этот момент Дар отбросил взвывшего мага. Я успел заметить, как его плоть на костях плавится, будто воск свечи.
Маг еще вопил, когда я сам рухнул на колени. Опустошенный, истекающий кровью. Я успел подумать об Элерис, но не успел ее ощутить, когда меня стиснула тьма — и эта тьма была внутри моей