Мы повенчаны общей кровью: собственной в венах, пролитой нами и той, что вокруг нас.

Когда Элерис отстранилась, ее первыми словами были:

— Это не твоя вина.

Она знала, что произошло, увидела моими глазами, ощутила моим телом. Осторожно взяв левую руку, повернула ее ладонью вверх и очертила контуром пальца ожог, стараясь не касаться его самого.

— Мы найдем того, кто сделал этот артефакт. Кто убил нашего отца и хочет уничтожить нас.

Я мог бы прочесть в мыслях Элерис то, что она не договорила вслух: если это Уртар Мар-Шайал, мы убьем его. Но она не верила, что он действовал в одиночку. И только ли он.

— Где Джаген с Таль? — спросил я.

Элерис кивнула в сторону:

— Джаген очень плох, целители не рискуют переносить его в замок. Таль с ним.

Мне не хотелось оставлять сестру, но у каждого из нас свой долг. Поэтому она напоследок сжала мое плечо и вернулась к Таланису Рену. А я отправился на поиски Мар-Шайалов.

Красный — цвет королевской власти, белый — богов и жрецов, но цвет лекарей — коричневый. Потому что тогда на грубых темных одеждах не видно крови.

За тем местом, где еще недавно стоял королевский шатер на празднике, лекари устроили что-то вроде своего поста. Я видел мельтешение коричневого, расцвеченного голубым: кого-то переправляли в замок, для кого-то не хватало рук, а кому-то могли помочь только жрецы, золоча пальцы и оставляя символы на теле, чтобы боги могли заметить своих мертвых детей.

Джаген Мар-Шайал был жив. Он лежал на земле, и тут еще торчала зеленая трава, хоть уже и вытоптанная многими ногами. Под головой Джагена лежал чей-то плащ, и я подозревал, что хмурого Эльдо Руариса, стоящего неподалеку. Рядом с Джагеном сидела Таль, сцепив руки на коленях. И я не мог понять, она молится или просто хочет остаться с братом до последнего.

Я присел рядом с ней и в тот же миг ощутил Джагена. Видимо, Дар продолжал работать, ровно и четко, позволяя чувствовать то, чего я не мог обычно. И я слышал глухие частые удары сердца Джагена, слышал его учащенное дыхание, видел не только бледное лицо, но и скапливающуюся кровь внутри его тела, с которой ничего не могли сделать лекари тут, а переносить в Храм слишком опасно.

Я ощущал, что Джаген Мар-Шайал умирал и осталось ему недолго.

Таль повернула ко мне лицо, и я увидел глубокую свежую царапину на ее щеке и обреченность в глазах — она тоже понимала, что ее брат умирает.

— Он не может погибнуть, — прошептала Таль. — Не тут, не так.

— Молись богам, Таль. Молись, чтобы после смерти Джаген отправился в Огненные чертоги.

Не сразу понял, что глухой голос принадлежал Эльдо Руарису. Таль вскинула растрепанную голову и посмотрела на него с яростью. А потом снова перевела взгляд на меня.

— Спаси его, Киран. Спаси.

Она не молилась богам. Она просила меня.

И на этот раз я не позволил Дару вести меня — я направлял сам. Коснулся руками грязного камзола Джагена, закрыл глаза. Я ощущал пульсацию его тела, рану внутри, сердце, желавшее остановиться.

Нет.

Я направлял внутрь Джагена собственную энергию, заставлял плоть срастаться, а кровь исчезать, оказываясь не внутри тела, а снаружи, на траве. Открыв глаза, я видел, что мои руки слабо светятся, как будто та сила, что текла между мной и Джагеном стала видимой.

Я не позволял себе останавливаться или задумываться — потому что тогда точно бы сбился, или пульсирующий Дар внутри пропустил нужный удар сердца Джагена. Пальцы почти прекратили свечение, Таль охнула, когда заметила кровь, расползшуюся рядом на траве, но помешать леди Мар-Шайал не решалась.

Вытащив кинжал Джагена, я разрезал его камзол, рубашку, обнажая часто вздымающуюся грудь. Его сердце работало так, будто это последние удары, которым надо отдать все.

Макнув ладонь в кровь, я приложил ее к груди Джагена, оставляя след. А потом наклонился и прошептал древнее слово, которого не знал, но оно пульсировало во мне вместе с Даром, трепетало, желая вырваться.

И я ему позволил.

Работай.

И сердце Джагена стало биться четко, успокаиваясь, как надо. Я не знал, в действительности ли услышал размеренное дыхание Мар-Шайала или уловил ближайшее будущее. Но он точно был вне опасности.

С оставшимся на груди разводом от моей ладони и своей же крови.

Таль радостно запричитала, обняла брата, но я не стал слушать, ощущая только бесконечную усталость. Поднявшись, заметил краем глаза нескольких лекарей и жрецов. Первые смотрели удивленно, а вторые легко склонили головы.

Я возвращался назад, где оставались благородные Дома. Шагал по выжженной земле, ощущая на коже пепел, под заревом разгорающегося пожара. Я шел, будто караванщик, мучимый жаждой и желающий только добраться до воды.

Моим источником была Элерис.

Она подошла молча, а я охватил ее затылок здоровой рукой, прижал к себе, ощущая смолистый запах благовоний, смешавшийся с гарью. Чувствуя силу, которой она щедро делилась со мной.

— Отдохни, Киран.

Я нашел место, где оставил Алавара, но ни его, ни Сола не было. Усевшись, прикрыл глаза, позволяя собственному Дару и силе Элерис наполнять меня.

Я не спал, но не знал, сколько прошло времени, люди мельтешили перед глазами, я ощущал только Элерис недалеко. В какой-то момент рядом уселся Алавар. Он оставался бледным, но кажется, вполне оправился. Молча взял мою руку с нывшим ожогом и щедро плеснул на него из принесенного пузырька. Я зашипел от боли, но Алавар крепко держал мою руку. Протер чистой тряпицей и начал заматывать.

— Скоро пройдет.

— Как ты?

— Колдовать не могу, сразу голова болит, — Алавар поморщился. — Но лекари заверили, что надо отлежаться, и всё пройдет.

Он так и не смыл кровь из рассеченной брови, так что она запеклась на виске.

— Мне стоило проверить тот маятник, — сказал Алавар, не поднимая глаз от слишком уж тщательно заматываемой руки. — Он же был в комнате мертвого короля. Даже Сол знает, что можно создавать артефакты с двойным воздействием. Сложно, но можно. Стоило проверить.

— Ты не знал.

Я надеялся, что мой голос звучит достаточно мягко, Алавар вскинул голову, в его глазах мне показалось удивление. Потом он снова посмотрел на мою руку и деловито закончил заматывать. Думал, он не ответит, но Алавар сказал:

— Не знал, но стоило проверить.

— Как твои родные?

— Отец легко ранен, ничего страшного. Зато он вспомнил весь богатый запас брани, пока лекари штопали. Жена брата умудрилась поставить синяк, а Веснер возится с ней так, будто она при смерти.

— Твой брат всегда был мнительным. Как он сам?

— Ни царапины.

Я огляделся, впервые за долгое время