закрутился, перевернулся и уронил меня, как будто я на несколько секунд превратилась в юлу. Все уменьшалось. Мое тело становилось тяжелым, мясистым и медленным. Я испуганно моргала, пытаясь прийти в себя. Красные листья завертелись по поляне, и деревья все еще покачивались, хотя ветер уже затихал. Когда он успокоился, на осеннем дереве совсем не осталось листьев.

Я не касалась земли. Мои ноги висели в воздухе, и теплые руки поддерживали меня, держа за плечи и под коленями.

Грач. Это Грач держал меня.

На мне не было одежды.

Не успела я открыть рот, чтобы попросить его опустить на землю, он уронил меня сам, как будто мое тело вдруг превратилось в горячий уголек. Невнятно охнув, я приземлилась в зарослях диких цветов. В ужасе сжав ноги, согнувшись вперед и скрестив руки на груди, я подняла голову и вытаращилась на него. У него был не менее ошеломленный вид.

– Почему ты просто взял и… – начала я, но в тот же момент он выпалил:

– Ты больше не была в опасности, поэтому я не мог далее тебя трогать! Ты в порядке?

– Нет. – Меня только что превратили в кролика! – Но буду. Спасибо, что пришел на помощь. Почему ты не опустил меня раньше?

Он отвел взгляд.

– Я отвлекся, – ответил принц с достоинством.

О. Понятно.

Он начал было стаскивать с себя плащ, но я его остановила:

– Надену свое платье. Просто… не смотри.

Я встала и побрела к пню, отчетливо осознавая, что в последнее время больно уж часто шастаю по лесу обнаженная. Чувствуя, как краснеют щеки и даже шея, снова натянула свое белье, новое платье от «Фирта и Мейстера» и, наконец, чулки с ботинками, в одном из которых все еще лежало кольцо. Грач ждал меня, решительно уставившись в одну точку куда-то в стороне.

– Тебя не хватятся при дворе? – спросила я, надеясь разрядить обстановку или хотя бы сменить тему на более насущную.

– Несомненно. – Он помолчал. – Изобель…

Я расправила юбки. На землю вдруг стало очень интересно смотреть.

– Да, с моей стороны съесть что-то, что дала мне Жаворонок, было просто вершиной идиотизма. Мне также не следовало уходить одной, но я волнуюсь, что придворные – и особенно Овод – начнут что-то подозревать, если мы будем проводить много времени вместе. – Лист, который я разорвала, порывом ветра занесло в одну из чашек. – И мне нужно было побыть одной. Ты тоже это заметил, не так ли? Что там происходило?

Я подняла глаза. На лице Грача было такое выражение, что мне стало ясно: он бы сам заговорил об этом, если бы я первая не подняла тему.

– Да. Твое Ремесло как-то воздействует на нас. Изобель, я такого раньше никогда не видел.

– Если я продолжу эту демонстрацию, думаешь, мы окажемся в опасности?

– Как я сказал, это… нечто новое. Мой народ жаждет твоих работ, особенно из-за их необычности. Честно, я не могу сказать, что риска нет, но я думаю, что подозрительным будет как раз остановиться сейчас, когда все ждут продолжения. Если бы, может быть, мы могли остаться еще на один день и покинуть двор после завтрашнего бала-маскарада…

Молчание затянулось; мы не смотрели друг на друга. Наш союз уже давно перешел границы взаимного желания выжить: нам хотелось оттянуть время, чтобы провести его вместе, и причины были абсолютно иррациональны. Притворяться было бессмысленно, но мы не сказали этого вслух.

– Но я уже почти исцелился, – продолжил он решительно, заставляя себя договорить. – Если ты захочешь уйти сегодня, даже прямо сейчас, мы можем это сделать.

Я зажмурилась, проклиная собственную глупость.

– После завтрашнего бала.

От моего внимания не ускользнул его порывистый вздох облегчения. Подняв голову, я попыталась криво улыбнуться, но потом заметила кое-что еще.

– Твоя брошь пропала? Ее ведь нет в твоем кармане? Она, должно быть, оторвалась, когда ты уронил меня.

Он в ужасе похлопал себя по груди, а потом бросился на землю и начал обыскивать цветочные заросли. Это не были спокойные, неспешные поиски человека, обронившего карманные часы или носовой платок. Грач шарил по земле отчаянно, широко раскрыв глаза, как будто потерял бесценное и незаменимое сокровище. Наконец, отыскав брошь, он крепко стиснул ее в кулаке; потом большим пальцем нащупал секретную защелку. В следующий момент он замер, вспомнив, что я все еще здесь, и принялся засовывать брошь в карман.

Мое сердце заныло. Мне было больно смотреть, во что он превратился в считаные секунды из-за такой мелочи. Эта брошь значила для него больше, чем для людей – все их пожитки, вместе взятые.

– Кем она была? – спросила я.

Он замер, все еще стоя на коленях.

– Я просто… Извини. Ты не должен отвечать. Мне стало интересно, смогли ли… как вы смогли обойти Благой Закон.

Я ждала, что Грач на меня разозлится. Вместо этого он посмотрел на меня так, будто я только что вырвала его сердце из груди. Глаза потускнели от стыда и отчаяния. Брошь скрылась в кармане. Он поднялся.

– Я любил ее, но мы не нарушили Благой Закон, – сказал он.

– Как это возможно?

Я тотчас пожалела, что спросила. Видеть его несчастье было ужасно.

– Она не любила меня.

В воздухе повисла тишина. Было слышно, как над нашими головами начала грызть желудь белка.

– Я, – продолжил Грач сбивчиво, – нравился ей, но она знала, что не сможет почувствовать ничего больше. Мы решили, что для нас обоих будет лучше никогда не видеться. Она подарила мне эту брошь на прощание. Я перестал приезжать в Каприз, и с тех пор прошло больше времени, чем я думал. – Он уставился на землю. – Вернувшись, я обнаружил, что в деревне живут ее праправнуки, а сама она давным-давно умерла от старости. До твоего портрета я больше не возвращался. – Принц сделал глубокий вдох. – Я знаю, это… неправильно – то, что эта брошь так дорога мне. Я не могу это объяснить. Это…

– Это не неправильно. – Мой голос звучал так мягко, что я едва слышала его сама. – Грач, нет. Это человечно.

Он опустил голову.

– Что со мной стало?

Я больше не могла терпеть. Подошла к нему и, притянув к себе, крепко обняла. Он был так высок, что мне на мгновение показалось, будто это вообще ничего не значит: я обхватила его талию руками, как ребенок. Но после минутного напряжения он прижался ко мне в ответ, неловко шагнув вперед, как будто от отчаяния не мог стоять сам.

– Ты не слабый, – сказала я, зная, что за все долгие столетия его жизни никто ни разу не говорил ему этого. – Способность чувствовать – сила, а не слабость.

– Не для нас, – ответил он. – Только не для нас.

Мне нечего было ответить на эти слова. Все мои попытки утешить его были напрасны. Я ничего не могла сказать, чтобы его успокоить. Потому что здесь, в лесу, человечность в конечном итоге обречена была погубить его. Может быть, не сейчас – может быть, и не через сотню лет, – но в конце концов, что бы ни случилось, его ждала казнь от руки собственного народа. Я собралась с духом, сдерживая слезы, защипавшие глаза, и тяжелый болезненный комок в горле. Было так ужасно, невообразимо нечестно оставить его умирать одного. Несправедливость моего намерения выла, рвала и метала внутри меня, как жестокий шторм.

Грач отпрянул. Я, должно быть, потеряла счет времени, потому что без его объятий тут же почувствовала холод.

– С моей стороны было очень самонадеянно предположить, что я смогу защитить тебя от чего угодно. –

Вы читаете Магия ворона
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату