Я закусила губу и опустила глаза. Жар, который возник между нами, растворился, превратившись из тлеющего огня в сыроватый пепел.
– Должен быть другой выход.
– Возвращение в летние земли ничем не поможет, да и слишком опасно. Зимние земли тоже отпадают, как и, – он помедлил, – мой собственный двор, учитывая последние события. Но Тсуга не посмеет напасть, если мы сразу отправимся к весеннему двору. Мы можем переждать там несколько ночей, а потом вернуться в Каприз более безопасным путем.
Ни один человек, посещавший двор фейри, еще не выбрался оттуда живым. Или, по крайней мере, оставшись при этом человеком. Я была знаменитой Ремесленницей в сопровождении принца, но меня не покидала мысль, что я лишь воображаю себе исключительность своего положения: иллюзия, которой, возможно, были подвержены все остальные люди, попадавшие в такую ситуацию. Я медленно, прерывисто вздохнула.
– В весеннем дворе у меня правда много покровителей.
Грач согласно кивнул.
– Если со мной что-нибудь случится, Овод удовлетворит твою просьбу вернуться домой. Я в этом уверен.
– И когда я вернусь в Каприз…
– Мы больше никогда не увидимся, – закончил он, – по множеству причин.
В груди у меня все сжалось от боли, и отнюдь не физической. Что случится с Грачом после нашего расставания? Я представила, как он возвращается в осенний двор, идет по длинному сумрачному коридору, занимает свое место на троне, и тысячи глаз смотрят на него, выискивая на его лице следы человеческого несовершенства, которые так ярко высветил мой портрет. Сколько он еще выдержит, прежде чем поскользнется, и его народ, оскалив клыки, набросится на него, как стая волков – на раненого оленя? Как долго он сможет им сопротивляться? Я знала, что он не дастся им легко – или быстро. Но я была не в силах помочь ему. Мне следовало помнить, что контролировать можно было только свою судьбу. Внутренне изнывая, я нацепила на себя маску хладнокровия и кивнула.
– Тогда пойдем, – сказал он и, пряча лицо, прошел мимо.
Блестящий осенний день встретил нас за пределами укрытия. Мы шли долго, несколько часов; не было и следа Диких Охотников, и самую большую опасность представляли для нас разве что желуди, падающие с деревьев на тропу. Окруженные мирной красотой леса, согретые лучами солнца, мы недолго оставались в подавленном настроении. Чем дальше шли без происшествий, тем легче становилась походка Грача.
– Ты чего улыбаешься? – спросила я, нагнувшись, чтобы в который раз безуспешно попытаться вытереть пальцы, липкие от яблок, которыми позавтракала, и смерив Грача подозрительным взглядом.
– Я вспомнил, что в это время года весенний двор устраивает бал. Если он еще не прошел, то мы, вероятно, сможем принять участие.
– Да уж, отличное времяпрепровождение для двух беглецов, спасающих свои шкуры.
– Значит, решено, – заключил он, явно довольный. Я фыркнула, вовсе не удивившись.
– Вы, фейри, просто невозможные.
– Странно слышать такое от смертной, которая не может даже съесть зайца сырым.
Еле поспевая за его широкими шагами, я последовала за ним молча, решив не спорить по поводу зайца. Я начинала понимать, что наше Ремесло казалось фейри таинственным до крайности: как если бы я потребовала перед потреблением вымочить мясо в лохани вдовьих слез в новолуние. Было странно осознавать, что моя собственная магия представляла для фейри куда большую загадку, чем их магия – для меня. Я чувствовала себя какой-то волшебницей с кучей сложных мистических трюков в рукаве, а не совершенно обыкновенной художницей.
Я приметила белку на поросшем мхом валуне. Когда обернулась, чтобы посмотреть на нее снова, позади меня не оказалось ни белки, ни валуна. Оглядевшись, я поняла, что, хотя деревья были одного и того же рода, они менялись буквально с каждым шагом. Я посмотрела вперед, потом оглянулась. Да, тот ясень с огромной сломанной веткой исчез. Прищурившись, я, кажется, разглядела его – метрах в четырехстах позади нас; хотя, конечно, листья загораживали вид, и точно сказать было нельзя. Я вспомнила старые сказки и вздрогнула.
– Ты же не делаешь ничего со временем, правда? – спросила я. Принц смерил меня надменным взглядом через плечо: это значило, что он не совсем понял мой вопрос, но не хотел этого признавать. – Когда я вернусь в Каприз, не окажется, что все мои близкие и знакомые умерли столетие назад? И сама не превращусь вдруг в старую деву? Потому что, если я права, ты должен вернуть все, как было. – Я говорила твердо, стараясь скрыть растущее беспокойство. – Я просто заметила, как мы перемещаемся. Мы делаем всего несколько шагов, а двигаемся так, будто прошла четверть часа.
– Нет, просто это осенние земли подчиняются мне и помогают нам идти быстрее. Хочешь сказать, ты только сейчас это заметила? – Я нахмурилась. Так оно и было. – Клянусь, с того момента, как мы вошли в лес, время шло, как обычно. Колдовство, о котором ты думаешь, – гадкая выходка, жестокая по отношению к людям. Именно поэтому фейри этим и занимаются, – добавил он.
– Я надеюсь, ты так ни с кем не поступал, – пригрозила ему я.
– Нет, конечно! – с чувством ответил он. Его следующие слова, впрочем, немного подпортили впечатление: – Это всегда казалось мне слишком утомительным. Все, что люди после этого делают – разводят сырость, а потом возвращаются в лес, чтобы на тебя наорать.
Я покачала головой. Боже, что за наказание.
Мы продолжили путь. Всего минуту назад я восхищалась огненными рябинами и вдруг как будто попала в совершенно другой лес. Все вокруг стало зеленым. Но не того сочного, бурного травянистого цвета, как летние леса, а самых разных оттенков: бледных, пятнисто-кружевных, золотисто-зеленых – легких, поверхностных, как глазурь на торте, как шифоновая вуаль на платье. Дикие цветы высотой по колено расступались передо мной. Пчела сонно прожужжала мимо моего лица.
Из груди вырвался восторженный смех. Мы оказались в весенних землях!
– Мы можем на минутку остановиться? – крикнула я. Грач продолжал идти и уже оказался довольно далеко от меня. – Если это безопасно, конечно. Здесь так красиво. Я бы хотела написать пейзаж, когда вернусь домой.
Он замер и украдкой посмотрел на меня.
– Здесь почти так же красиво, как в осенних землях, – добавила я громко, чтобы не уязвить его достоинство. Это его, кажется, успокоило.
– Вон там можно присесть, – сказал он и, нагнувшись, прошел в сторону под какими-то ветками. Когда я его догнала, он уже сидел на краю небольшого камня, почти полностью заросшего мхом, окруженного колокольчиками и перьями папоротников. Я присела с другого края спиной к Грачу, поскольку после событий сегодняшнего утра мне показалось мудрым сохранять дистанцию, и подумала, не снять ли ботинки. Но потом я увидела колодец и забыла думать о том, каково мне будет босиком в этом буйстве папоротников.
Колодец был небольшим, старым и по всем статьям неприметным. Я долго смотрела на него.
– Я привел тебя к Зеленому Колодцу, – тихо сообщил Грач.
Я подскочила так быстро, как будто камень вдруг превратился в кучку горячих углей. В ушах зашумело, в глазах стало темнеть; мечтая лишь о том, чтобы убраться отсюда поскорее, я попятилась к какому-то дереву и уперлась в него спиной, чувствуя, как все тело покрывается холодным липким потом. Я никогда еще не падала в обморок, но безошибочно понимала, что близка к этому.
Грач заговорил снова, лишь слегка повернув голову, не особенно глядя в мою сторону. Мое поведение озадачило его, но не думаю, что он заметил, как болезненно я отреагировала.
– Ничего
