Она знала сколько. Эйвы, Войс, Кам в подземелье, сойки, мэлги, гратанэхи… Мир с того дня, как она оставила Нимад, изменился, хотя Йозеф и говорил, что Катаклизм его полностью уничтожил, оставив лишь жалкие осколки.

Эти осколки были отнюдь не жалкими.

— Мы готовы? — Бати встал с дивана.

— Не мне решать.

Он резко щелкнул пальцами, появились две новые служанки, в кобальтовых платьях из шелковой ткани, поклонились ей, застегнули на лодыжках ремешки туфель, вывели в сад. Одна из девушек предупредительно распахнула над ней синий зонтик, закрывая от жаркого солнца.

— Пожалуйста, госпожа. Умоляю следовать за мной.

— А вы, господин Бати? — спросила Шерон. — Составите мне компанию?

Тот хмыкнул:

— Моя задача была в другом, моя дорогая. Но я могу дать вам напоследок ценный совет.

— Приму с радостью. — Она знала, что иногда стоит проявлять вежливость.

— Не отказывайте герцогу. Или, по крайней мере, не говорите «нет» сразу и так резко, как вы это любите делать. Будьте более дипломатичны, и, быть может, это пойдет на пользу.

О ее приходе возвестили медные трехъярдовые карнаи, в которые трубили двадцать музыкантов в расшитых серебром толстых халатах из верблюжьей шерсти. Люди потели, но исправно надували щеки, заставляя огромные духовые инструменты издавать совершенно немузыкальные стоны.

Она очень хотела побыстрее пройти мимо, но Ярел, шедший первым, никуда не спешил, и приходилось подниматься по лестнице медленно и чинно. Служанка все так же несла над ней зонт, вторая помогала держать подол дорогого платья. По бокам шествовали шестеро воинов, вооруженных глефами, в шароварах и тюрбанах бело-голубой расцветки, которая отмечала первую роту, называемую «Серыми клинками».

Поднявшись по лестнице, они подошли к дверям, и бело-золотые створки распахнулись.

— Это зал Вечерних грез, милостивая госпожа, — прошептала служанка, передавая зонт слуге и продолжая почтительно следовать за ней, не поднимая глаз. — Очень большая честь.

Зал был прекрасен, словно вырублен из уходящего света и густых розовых красок, каскадами уходя вверх, к далекому трону. Служанки разулись, а после, склонившись, сняли туфли с Шерон. Она не знала правил церемонии, и сопровождающая тихо шепнула:

— Женщинам в зале совета запрещено быть в обуви. Это оскорбление.

У Шерон имелись иные мысли на этот счет, но она держала их при себе.

Плиты на полу оказались ледяными, но, по счастью, через три шага начинался теплый ковер, и она с удовольствием погрузила ступни в глубокий ворс.

Глашатай, находящийся далеко, у трона, начал говорить, и его голос, несмотря на расстояние, был прекрасно слышен во всем помещении.

— Владетель Азим Эш-Тали, Великолепный, Гриф барханов, Отец нации, Всадник тысячи кобыл, Ветер что приносит прохладу, Благословенный Солнцем, Луной и Звездами, любимец Шестерых, милостью Солнца, Луны и Звезд герцог Карифа, объявляет, что Шерон из Нимада, уроженка герцогства Летос, указывающая, является его личным гостем, со всеми привилегиями, что дает этот статус! Как и любимым женам его светлости, да продлится его правление на века, а их красота на тысячелетия, ей позволено ходить обутой в присутствии сановников и министров в официальных залах Небесного дворца!

Пришлось остановиться, потому что служанки, точно заведенные шептавшие «Большая честь, милостивейшая госпожа! Какая большая честь!», подобострастно надевали ей на ноги туфли, пока глашатай продолжал читать указ:

— За заслуги перед герцогством Шерон из Нимада получает титул «дворцовая дама», что дает ей право на кров и защиту на территории дворца, охрану двумя гвардейцами при выходе в город, право быть судимой только решением Ближайших или его светлостью и свободной от городских судов, право получать ежегодную ренту в размере указанном законом, право быть казненной удушением с помощью бирюзового шнура в случае преступлений против Карифа или семьи его светлости.

Шерон подумала, что будь сейчас рядом Лавиани, она бы всенепременно вставила какую-нибудь остроту за сомнительную честь быть задушенной цветастой веревкой.

— Кроме того! Шерон из Нимада с этого момента называется Близким Другом Его Светлости, ей позволено сидеть в его присутствии, ограничивать приветствие малым поклоном, не целовать туфлю и руку, присутствовать на важных собраниях, давать советы, лицезреть его детей, дружить с его женами, есть за его столом и сажать на руку его соколов!

— Большая честь, милостивейшая госпожа! — снова зашептали служанки, едва не плача от счастья за нее. — Какая большая честь!

Они поднимались по лестнице к трону, каскад за каскадом, и вдоль всего пути ее встречали собравшиеся здесь мужчины. Изумрудные тюрбаны, павлиньи перья, шкуры леопардов, барсов и тигров, зеленые, золотые, алые халаты, богато расшитые, украшенные драгоценными пуговицами. Чиновники, министры, хозяева провинций и оазисов, уважаемые жители Эльвата. Старые и молодые, толстые и худые, бородатые, с серьгами в ушах, с подведенными глазами и пальцами, украшенными перстнями, все они смотрели на нее и кланялись.

И Шерон, стараясь держать спину прямо, проходя мимо, ловила на себе совершенно разные взгляды.

Любопытные. Заинтересованные. Оценивающие. Удивленные. Задумчивые. Испуганные. Полные зависти, ненависти, неприятия. Она для них была неожиданностью, вызовом, диковинной зверушкой, загадкой, чудовищем и той, кого возможно использовать в своих целях в дворцовых интригах. Один из них, тот самый господин Эль-Шельх, что пытался вручить ей «волшебное» перо, поклонился особенно низко.

Некоторые мужчины кивали, было и несколько вежливых улыбок, кое-кто оценивающим взглядом касался ее фигуры, и, минуя ряды встречающих, Шерон чувствовала тихие быстрые шепотки, которые, казалось, трогают ее обнаженные плечи, шею и спину.

Из-за всей ослепительной роскоши, которой привыкли окружать себя во дворце влиятельные люди, она ожидала, что трон будет отлит из золота и украшен всеми возможными драгоценными камнями. Тем сильнее было ее удивление.

Он выглядел великолепно, но куда менее дорого, чем представляла указывающая. Черное и красное, отполированное временем благородное дерево, темно-оранжевый сердолик и бледно-зеленый, цвета молодой листвы, хризопраз. Трон пустовал, и Ярел свернул направо, к дверям, где встречающие их гвардейцы стукнули пятками глеф об пол, приветствуя ее.

Началась череда помещений одно роскошнее другого, где малахитовые залы сменялись бирюзовыми, а те становились хризопразовыми и, наконец, изумрудными. Слуги, встречавшиеся на пути, низко кланялись, и присоединившиеся к процессии три девушки с большими корзинами