Копье с шелестом вылетело из метели, пронеслось над головами спутников и исчезло, упав далеко внизу. Первый мэлг, прыгая через ступени, выскочил на них, занося меч. Мильвио встретил его восходящим ударом, лишив руки с оружием, в развороте перерубил ребра, и Дэйт, отшагнув, чтобы в него не врезалось тело, ткнул копьем, скорее для того, чтобы быть уверенным в том, что враг точно уже не поднимется.

Второму, появившемуся сразу за первым, южанин снес голову, затем ударил ногой в нижнюю часть щита третьего, раскрывая брешь, воткнул бастард под грудину, пробивая насквозь.

Следующая волна из четырех людоедов накатила на них через минуту. Узость лестницы мешала тварям действовать одновременно, и Мильвио рубил им ноги, отбивая порхающим клинком удары вражеского оружия.

Снова спуск. Снова отряд мэлгов, как раз в то мгновение, когда Мильвио вновь поднес к губам рог. Южанин уже не успевал поменять его на клинок, и Дэйт, положив девочку на землю, бросился вперед.

Он успел отразить несколько ударов сверху, когда взвыл ветер, заставив снежинки испуганно отпрянуть во все стороны, и мощная тень пронеслась мимо, лапами разметав наседавших мэлгов, забрав с собой нескольких в воздух и исчезнув в метели.

Лев приземлился через минуту, заняв собой все свободное пространство, рыкнул на непонятном языке.

— На спину! Быстро! — крикнул Мильвио.

Дэйт отбросил копье, подхватил ребенка, неловко взбираясь, и, оказавшись на звере, увидел, что на ступенях стоит еще один мэлг. Только глаза у него были не черные, а словно расплавленный металл.

Шаутт занял подходящее тело.

В его руке сверкнуло нечто, то, что Дэйт счел молнией. Грохнуло так, что даже море и барабаны перестало быть слышно.

Во вспышке, направленной на Мильвио, воину на мгновение показалось, что меч южанина больше не меч, а массивный стальной веер. Им, точно щитом, тот закрылся от ослепительной ломаной молнии, отражая ее в сторону.

В следующий миг лев оказался в воздухе, и все исчезло за телами снежных мотыльков.

— Стой! Куда?! Куда?! — заорал Дэйт, с ужасом понимая, что едва может удержаться с помощью одной руки, что они бросили треттинца там, внизу, с чудовищем той стороны.

Лев набирал скорость, не слушая, летя куда-то выше, затем ниже, после закладывая вираж, такой крутой, что Дэйту уже было не до криков и увещеваний, ему надо было усидеть и не потерять живой «трофей».

Внезапно промелькнул каменный склон, площадка и огромные барабаны, в которые били несколько мэлгов, море, рычащее словно жадный дракон, а затем Дэйта вдавило в спину льва, и они вновь очутились на ступенях.

Южанин был жив, его куртка дымилась, волосы оказались сожжены на концах, а шаутт корчился на земле, и кровь в виде ртути шипела на лестничных ступенях.

Мильвио сел впереди, забрал девочку, в следующий миг они снова были в небе, и Дэйт торжествовал, что с каждой секундой Талорис все дальше от них.

Огонь в очаге жадно поедал дрова, Калей спал у себя, наверху, и Ирма, замешивая тесто, слушала, как за закрытыми дверьми и ставнями бушует стихия.

Море Мертвецов рокотало прямо за домом, проходя сквозь каменные волнорезы-бивни, штурмовало нимадский берег под песни уин, на радость кракенам и утонувшим кораблям. Сезон штормов был в самом разгаре.

Несколько дней как пошел снег, и старый город на краю мира ждала долгая зима, когда большинство жителей сидели по домам, пряли, чинили сети и готовили лодки к новому сезону.

В дверь постучали громко, решительно и, что самое главное, совершенно неожиданно. Хмурясь, она вытерла натруженные руки тряпкой, думая о том, кто мог прийти в ее дом на ночь глядя. По привычке посмотрела на огонь, убедившись, что он не изменил цвет и на улице не заблудившийся. Впрочем, вернувшиеся мертвецы не имели привычки стучать, точно живые люди.

Но что-то явно случилось, потому что не в традициях жителей Нимада ходить друг к другу в гости в такое время. Когда темнеет, в городе лишь патрули, следящие за тем, чтобы фонари не горели синим, да указывающие, спешащие на помощь к тем, в чьем доме случилась беда.

В последний год это происходило чаще, чем помнила Ирма — слишком много стариков и слишком мало молодежи, отправлявшейся в Арант в поисках лучшей жизни.

— Кого белые овцы на гребне притащили?

— Послание от Шерон, указывающей! — раздалось с той стороны.

Услышав имя ученицы Йозефа, ушедшей из города уже больше двух лет назад, женщина подняла засов.

Фонарь над дверью раскачивался из-за ветра как проклятый, бросая тени на крыльцо, и человек, стоявший там, показался Ирме очень высоким. Она заметила рукоятку меча, торчавшую над его плечом, сверток, который он держал в руках, а затем услышала певучий голос и незнакомый акцент чужеземца.

— Сиора. Вы знаете указывающую, что я назвал?

— Да. Знаю, — настороженно произнесла она.

— Тогда у меня просьба от нее для всего города. Шерон надеется, что Нимад сохранит и позаботится об этом ребенке.

С этими словами незнакомец протянул сверток Ирме.