Глава первая

Баталия

Когда надежда была потеряна, фланги смяты и люди, дрогнув, начали отступать под натиском «других», протрубили рога. Слитные стальные квадраты, шестьдесят тысяч храбрых мужей пришли на бледные равнины Даула. В тот час баталии изменили ход боя и спасли первый день величайшего сражения в истории людей, великих волшебников, асторэ и тьмы, что пришла с той стороны.

— Держа-а-а-ать строй! — прокатилось над равниной. — Держаааать!

Дэйт потерял секиру в прошлом столкновении, та намертво застряла в каком-то фихшейзце, на свою беду подвернувшемся под широкое лезвие, когда ряды оборонявшихся были все же разорваны таранным ударом вражеской кавалерии. Извлекать оружие не осталось времени — уставшая панцирная баталия, сомкнув строй, ощетинившись пиками и алебардами, пятилась назад, надеясь достичь каменной гряды возле Старой дороги, закрепиться на ней и передохнуть, прежде чем обескровленный противник подтянет свежие силы.

Раз. Два. Раз. Два.

Они шли.

Сержантские свистки звучали по всей длине фронта, беспрерывно, точно мерзкие птицы. От них не было спасения, и они были… спасением. Помогали сотням людей двигаться в едином ритме, не ломать шеренги, равнять щиты и пики, следить за флангами и не терять надежды, что все получится.

— Темп! Темп, мать вашу! Не спа-ать!

Низкий рев капитана баталии, барона да Мере, свояка Дэйта, пролетел над рядами, заглушая лязг стали. Свистки издали долгую трель, от которой где-то в затылке пробудилась тупая боль. И солдаты стали шагать быстрее.

Раз-два. Раз-два.

Дэйт повертел головой, пытаясь увидеть, что происходит там, где они оставили трупы врагов, но тщетно. Слишком плотный строй, и видно лишь древки пик, серо-голубые знамена с крылатым львом, да латные наплечники и шлемы товарищей.

Он был рад, что Кивел да Монтаг отправил его сюда, пускай сперва начальник охраны и высказал свое недовольство из-за того, что ему приходилось оставить герцога.

— Выгляни в коридор, если ослеп, — отмел его возражения владетель. — Видит Вэйрэн, меня есть кому защитить, и это не считая тех трех «карпов», что мы наняли месяц назад. Ты же получишь право быть моим голосом на юге. К тому же хорошо знаешь да Мере, он твой родич и скорее прислушается к тебе, чем к кому-то другому из моего окружения. Драбатские врата и долины за ними важны для нас в этой войне. Если враг их займет, они получат плацдарм, на котором легко переждут зиму, а для нас затягивание войны на своей территории неприемлемо. Возьми тех, кому доверяешь, но не больше сотни из гвардии, и отправляйся. Моя армия не выдержит одновременного удара с двух сторон. Сначала я разберусь здесь, а потом уже стану разговаривать с фихшейзцами и дорогим кузеном, раз он меня предал.

И Дэйт уехал, на три месяца погрузившись в схватки и стычки, которым не было конца.

Удар огромного батального барабана вернул его к реальности. Они стояли на склоне, перед вытоптанным полем, через которое только что прошел бронированный квадрат людей.

Свистки сержантов изменили тональность, и первые два ряда пикинеров двинулись вперед, спустя десять шагов уперли пики в землю, поставив их под углом, создавая опасный частокол. За ними расположились арбалетчики в легкой броне. Вдоль фронта забегали мальчишки, бросая на пожухлую траву плетеные корзины с тяжелыми бронебойными болтами.

Теперь, если случится внезапная атака, они смогут удержать врага, пока товарищи снова не возьмутся за оружие.

Остальные воины, несколько тысяч человек, вооружились короткими лопатами и мотыгами, начав создавать оборонительную насыпь.

— Дикай! — позвал Дэйт, и перед ним оказался крепкий оруженосец в открытой капеллине. Взгляд у него был уставший, а светлая щетина вся в чужой крови. — Найди мне свободную алебарду из обоза. Тавер! Сколько мы потеряли?

— Всего лишь четверых из тех, кто приехал с вами из Шаруда, милорд, — сказал его заместитель, бородатый молодец с лихо закрученными усами. — Итого из сотни осталось…

— Пятьдесят три человека. Я умею считать. Проверь, чтобы все напились, прежде чем начнется следующая атака.

Баталии более не существовало. Крепкий стальной квадрат разбился на отдельные отряды, каждый занял свой участок растущего укрепления. Люди работали усердно, обустраивая временный лагерь, и каждый знал, что ему делать.

Вперед выслали патрули, два десятка всадников начали следить за местностью, еще пятеро ускакали в тыл, к отступившему ранее большому обозу, сообщить, чтобы везли провиант. Где-то на задворках укрепления уже застучал молот походной кузницы, а легко раненных отводили к раскрытому шатру белого цвета.

Дэйт все это видел, проходя мимо людей, слыша, как лопаты вгрызаются в землю, как мотыги попадают по камням и как оруженосцы разносят воду, перекинув тяжелые кувшины ремнями через плечи.

В центре разбиваемого лагеря он нашел капитана баталии.

Барон да Мере, плотный и физически сильный, с совершенно лысой головой, уродливый из-за когда-то сломанной и неправильно сросшейся нижней челюсти (удар палицы в одном из пограничных сражений за Брокаванский перешеек), скорее рычал, чем говорил. Враги звали его Зверем Брокавана, свои — Старым Медведем.

Он был облачен в полный доспех, украшенный позолотой и синей эмалью, сейчас покрытый пылью, чужой кровью и вмятинами.

— Мы удержались, Шестеро их забери! — Капитан стоял, широко расставив ноги, похожий на гротескный бочонок, опираясь на перекрестье воткнутого в землю цвайхандера. — Мы отбили девять атак! И потеряли чуть больше сотни человек! А они почти две тысячи!

Слушавшие его дворяне застучали кулаками в латных перчатках по маленьким щитам или же по собственным нагрудникам, одобряя сказанное.

— Теперь мы встретим их здесь, и пусть попробуют сунуться, если им еще раз получить захотелось! Баталия сильна!

— Сильна единством! — хором ответили ему. Это был знаменитый боевой клич пехоты, родившийся тысячи лет назад, в те времена, когда их народ пришел биться на равнины Даула.

Узкие горные долины, пики и тропы не