— Надеюсь, вы не жалеете о том, что нам повстречались лишь мэлги, сиор.
— Не жалею. Но пытаюсь понять: ждать ли зла?
— Ждать. Оно есть везде, сиор. Не только в Талорисе. Просто имеет разные обличья. Что же касается этого места… Когда-то Скованный воспользовался запретной магией, одурманенный собственными страхами. И после Катаклизма и его гибели она осталась здесь на долгие века. Уверен, в урочищах, холмах, долинах рек и некоторых городских районах существует и поныне, порождая сущности и пугая даже мэлгов. Но со временем все слабеет, даже волшебство, и теперь тут куда безопаснее, чем в Пустыни. Если сохранять осторожность и не выдавать свое присутствие.
— Как мы.
— Да, — признал Мильвио.
— А шаутты? Ведь мэлги их солдаты, а значит, где-то поблизости есть и командиры?
— Мэлги их рабы. Они подчиняются из страха, а не потому, что хотят подчиняться. Когда приходит шаутт, то мэлги забывают о собственной воле, свободе и желаниях. Они живые существа и тоже не хотят умирать. Им проще выполнить чужие приказы, чем стать гниющим мясом или обедом для демона.
Путь наконец-то закончился, впереди появился слабый свет.
— Раньше там была потайная дверь, — задумчиво произнес Мильвио.
Но дверь отсутствовала, как и фрагмент стены, как и часть пола. Все это раскололось от колоссального удара, съехало вниз и вместе с большей частью дворца и утеса рухнуло в бушующее море. Отсюда были видны лишь торчащие над водой редкие обломки, давно сглаженные миллионами ударов волн, и грохот стихии заглушал рокот барабанов. Сейчас воин совершенно их не слышал из-за бушующего под ногами шторма.
Чтобы не упасть, оставалась узкая, сильно припорошенная снегом площадка, опасная и ненадежная, но ведущая к спасительному входу в сохранившееся крыло. Дэйт, ступая осторожно, посмотрел на часть здания, ту, что уцелела и теперь зияла перед ним рваными залами, комнатами и коридорами. Она напоминала фрагмент неровно разломанных сот, лежащих на тарелке.
— Мы высоко, — негромко сказал Мильвио, когда они оказались внутри, среди все той же сырости, полумрака, затхлости и давящей пустоты заброшенного дома, в котором давным-давно случилось несчастье и он был покинут. — Надо спуститься. Нет. Держитесь за мной, сиор. Будьте тихи и посматривайте по сторонам. И уберите кристалл, пожалуйста.
— Разве нам не нужен свет?
— Свет порождает тени, а тени в таких местах могут быть опасны. Не станем тревожить их без нужды. Глаза скоро привыкнут.
Треттинец повел Дэйта по коридорам, через мертвые холлы с расколотыми потолками и стенами. Он часто останавливался, словно забыв, куда следует идти дальше. В итоге они несколько раз возвращались, сворачивая с прежнего пути.
Перед залом, где на потолке были бронзовые балки, темно-зеленые, деформированные колоссальным ударом снизу, словно кто-то метил огромным кулаком в небо, Мильвио также замер. В окна лился дневной осенний свет, гремело море. Дэйт, крепко сжимая копье, периодически бросал взгляды назад, в мрачный коридор, по которому они пришли.
Время тянулось, но треттинец оставался на месте, словно чего-то выжидая. Наконец его терпение вознаградилось, Дэйт тоже это увидел — тень от бронзового каркаса, пересекавшая пол тюремной решеткой, внезапно слабо дернулась, точно спящий хищный зверь.
На всякий случай воин покосился на потолок, но, разумеется, балки и не думали шевелиться. Двигалась только их тень.
Мильвио сделал мягкий, осторожный шаг назад. Они ушли, не потревожив то, что поджидало случайного путника. Искали новые проходы, проверяли комнаты, оказывались возле лестниц, висящих над пустотой, и разбитых зеркал, из трещин которых с неспешностью дикого горного меда вытекала серебристая ртуть, тут же начинавшая дымиться.
Дэйт не обнаружил тут ничего, что бы напоминало о былой роскоши. Все краски выцвели, богатое убранство исчезло, уничтоженное веками. Мебель и ткани истлели, книги пожрала плесень, металл проржавел или же лежал в груде грязи, пыли, паутины, которые были основным наполнением комнат и залов. Казалось, что строение, некогда созданное великим волшебником, доживает последние дни и сырость грызет его изнутри, точно старая, затянувшаяся болезнь.
Этажом ниже, через анфиладу межкомнатных арок, на полу, удивительно белом и чистом для этого места, они увидели еще одну тень. Большую и материальную, похожую на раздутого паука, со странными щупальцами вместо ног. Она неспешно ползла прочь, волоча за собой изломанное тело мэлга, оставлявшее широкий красный след.
«Шаутт», — шепнули губы Дэйта.
Когда тварь вместе с добычей скрылась за углом, южанин вместо того, чтобы пойти прочь, точно безумный, крадущимися шагами поспешил в том же направлении. Дэйт с радостью бы его остановил, но понимал, что спутник знает «правила» этого места гораздо лучше, и самое разумное — просто подчиняться и не лезть со своими замечаниями и советами. Возможно, на первый взгляд логичными, но никак не подходящими для Талориса.
Мильвио свернул раньше, чем они наткнулись на демона той стороны. Спутники шли не мешкая, и Дэйт абсолютно потерялся, уже не понимая, на каком этаже находится и в какую сторону направляется.
Зал, куда привел его треттинец, был огромным. Больше всех, что он видел во дворце герцога да Монтага. Несмотря на окна, здесь царил густой полумрак, словно сейчас ночь, а не день. В одной из стен зияла дыра — не больше круглого щита, — и из нее лился свет: узкий луч, в котором кружились снежинки. Мильвио осмотрелся, пытаясь разглядеть то, что могло прятаться в темных углах. Наконец, убедившись, что опасности нет, поднял руку, призывая Дэйта остаться на пороге, а сам, обнажив меч, медленно направился вперед.
И только теперь воин заметил хрустальный трон, далекий и едва различимый. Он был готов поклясться, что там кто-то сидит, и не спускал глаз с неизвестного, чувствуя, как мурашки пробегают по спине, а ладони в перчатках, сжимающие копье, вспотели.
Дэйта никто не назвал бы трусом, но сейчас ему стало жутко. От понимания, к кому они пришли.
— Проклятье, — едва разжимая губы, прошептал начальник охраны герцога. Даже в бою с шауттами
