– Он ведь последний… – прохрипела Милена и прижала пальцы к губам. – Вольфман – единственный сын Вигмана. Алман умер для меня, умер для Вудстоуна, и остался только мой мальчик, последний из Барлотомеев. Из рода Многолетних.

Эльба понурила голову, но потом выпрямилась и нахмурилась. Если он последний из рода Многолетних, то сила стихий умрет вместе с ним. Офелия Уинифред не могла иметь детей вот уже много лет, а других наследников у Алмана не было. Получалось, что со смертью Вольфмана погибнет не только род Вигмана, но и вся кровная линия Барлотомеев.

Эльба перевела настороженный взгляд на Милену:

– Ваша стихия погибнет вместе с Вольфманом.

– Стихия? – оскорбленно прищурилась та. – Что мне до вашей магии, когда я теряю родного сына!

– Но ведь мы не одолеем Лаохесана без сил земли, Милена. Мы проиграем.

– Вы убили моего мальчика.

– Я не делала этого!

– Нет, вы его убили и теперь вы будете расплачиваться за свои грехи! Он ведь хотел вам верить, Эльба, он тянулся к вам, пусть и не должен был. Но вы…

– Я никогда не отталкивала вашего сына.

– Как вы смеете лгать мне в лицо? В моем же доме!

– Подождите, – неожиданно сказала Нейрис и поднялась с кровати. Она тяжело вздохнула и взглянула на племянницу горящим взглядом. – Мы проведем обряд.

– Обряд?

– Да. Обряд передачи сил. Он опасен, ведь земная стихия спит, но ты справишься.

– Что за обряд? – задыхаясь от возмущения, переспросила Милена. – Я не позволю.

– Но…

– Не смейте даже думать об этом.

– Мы не можем позволить силам земли испариться, миледи де Труа.

– Мой сын умирает!

– И он не должен умереть напрасно.

– Напрасно? – Милену словно ударили по лицу. Она отпрянула назад и посмотрела на них обезумевшим взглядом. Ее грудь вздымалась и опускалась, на лице появилось выражение полнейшей растерянности. – Мой сын привел вас сюда. Это он объединил земли Эридана и Станхенга, это он позволил вам жить под своей крышей! Он собрал многочисленное войско, которое вступит в схватку с предателем. Никто не сражался за жизнь так бесстрашно, как мой мальчик! И не смейте говорить, что его смерть напрасна. Он ваш король!

Ее губы задрожали. Она вновь прижала к ним пальцы и отвернулась. Эльба почувствовала себя разбитой как никогда. Она видела, как тряслись плечи несчастной женщины, и не знала, как облегчить ее боль и как приглушить свою. Тетя заботливо погладила ее по спине, но на душе стало еще тяжелее. Неужели Вольфман умирал и она была повинна в его столь скорой кончине? Неужели она сломила его дух и лишила возможности и дальше бороться за свою жизнь?

– Мама, – неожиданно прохрипел Вольфман, и Милена обернулась. Она кинулась к сыну и так крепко сжала его пальцы, что ему наверняка стало больно.

– Мой мальчик, я здесь. Я с тобой, слышишь?

Эльба поднесла пальцы к губам и ахнула. Вольфман зашелся сухим кашлем, посмотрел на мать мутными от бессилия глазами и шепнул:

– Матушка…

– Тебе больно?

– Мама…

– Позвать лекаря?

– Ты не должна… – Он поморщился. – Не должна сопротивляться.

– Я… я не понимаю.

– Если Лаохесан уничтожит Калахар, тогда за что я боролся? Ради чего… зачем…

Эльба в растерянности округлила глаза и заметила, как удивилась сама Милена де Труа. Она придвинулась к сыну, будто боялась, что не расслышала его слов.

– О чем ты?

– Они правы.

– Кто?

– Эльба. Я видел… видел силу магии, мама. Мы ошибались.

– Прошу тебя, – взмолилась Милена, – не нужно, не смей.

– Я должен стать кем-то.

– Ты уже кто-то! Ты король, мой мальчик, слышишь? Ты сын своего отца.

– Я… – Вольфман приподнял подбородок и неожиданно посмотрел на свою супругу. От его пронзительного взгляда кожа Эльбы покрылась мурашками. – Я хочу тебе доверять, Эльба.

– Я знаю.

– Я хочу тебе доверять, – тверже повторил он.

Милена отошла от сына, а речная нимфа протянула руку и сжала пальцы мужа в своих ладонях.

– Я оставляю тебя, как и предполагалось, как и рассчитывал твой отец… и мой народ.

– Вольфман…

– Так было нужно. И я… сам пошел на это. Мы ожидали увидеть слабую девчонку, но… прибыла ты. Ты, Эльба, перевернула все мои планы и надежды.

– Мне жаль, – Эльба придвинулась к юноше и искренне прошептала, – мне правда жаль. Я бы все отдала, чтобы вы поправились.

– Не все.

– Вы несправедливы ко мне.

– Возможно. Но я хочу, чтобы ты пообещала, – Вольфман закашлялся, и капли крови появились на его сухих побледневших губах, – что отдашь все за Калахар. Все, Эльба. Ты не только Эльба Полуночная. Ты – Эльба Барлотомей. Барлотомей, – скрипя зубами, повторил он, – никогда не забывай об этом.

– Не забуду.

– Обещай.

– Я обещаю.

– Я не сдержал своих обещаний, данных в нашу первую встречу. И я прошу прощения.

– Не нужно, – Эльба помотала головой, – не извиняйтесь. Вы вели себя так, как вам велело сердце, а для нас, речных людей Эридана, это самое главное. Вольфман, это то, ради чего мы все живем.

Он неожиданно слабо улыбнулся и попытался приподнять руку, но не смог. В его глазах отразилась вселенская печаль. О боги! Как же ему не хотелось умирать и как он боялся смерти. Слезы покатились по его лицу, и Милена заплакала вместе с ним.

Но слезы не избавляли от боли. Они делали ее только невыносимее.