Аргон пролетал над границей Арбора, когда вдруг заметил в сумрачном свете блеклый столб дыма. Он шел от сгоревшего дерева на краю утеса. Аргон присмотрелся внимательнее, и внутри у него похолодело. Пожалуй, никогда в жизни он не испытывал подобного чувства полной растерянности и отчаяния. Он прищурился и внезапно понял, что под обугленными ветвями свалена гора пепла.
Юноша посмотрел на горящие огни Арбора, потом на тлеющие угли, затем снова на деревянный город гордецов и зажиточных бесчувственных господ, для которых не имело значения, кто ты и откуда. Для них ты был никем. Аргон зажмурился от боли, прокатившейся вдоль позвоночника, и направил птицу к утесу.
Вечерний воздух наполнился запахом гари. Юноша глядел перед собой не моргая, а сгоревшее дерево становилось все ближе и ближе.
Когда птица коснулась мощными лапами земли, Аргон оцепенел. Он не сразу нашел в себе силы спуститься, не сразу понял, что на самом деле происходит. Наивное, глупое чувство, присущее лишь мальчишкам, твердило где-то внутри, что это не то, что он думает. Что он ошибается.
Аргон спрыгнул на траву и выпрямился. Воздух разом покинул легкие. Он взглянул на черное, изуродованное огнем дерево, одиноко стоящее на ветреном обрыве… и увидел прибитые к нему металлические оковы. Брови нахмурились. Губы сжались.
Аргон порывистым движением нажал пальцами на переносицу и отвернулся.
– Отец, – прохрипел он и уставился невидящим взглядом куда-то вдаль.
Нечто невообразимое творилось в его груди, невидимая сила сдавливала его сердце. Глаза вспыхнули огнем, кулаки сжались так, что костяшки побелели, и Аргон вдруг громко зарычал, а потом рухнул на колени прямо в серый пепел, которым бездумно играл теплый ветер.
Он набрал горсть пепла в ладони и сгорбился от горя. Голос отца в его голове твердил: «Вставай, болван, поднимайся!».
– Ты обещал, что дождешься меня. – Аргон посмотрел на небо и повторил громче: – Ты обещал мне!
Небо ответило молчанием. Лишь привычно завывал ветер. Аргон смотрел на тусклые звезды и понимал, что теперь его жизнь изменится. Без отца и без матери… кем он теперь был? Сиротой? Глупцом, который пошел на короля Арбора с мечом и двумя клинками, спрятанными под плащом?
Аргон болезненно усмехнулся и пробормотал:
– Я не знаю, что делать…
Ветер взъерошил его кудрявые волосы, ударил в спину. Аргон поднял руки, раскрыл ладони, и пепел улетел на свободу. Его отец теперь был по-настоящему свободен. Он был вместе с духами, а значит, вместе с Бригидой.
Но кто остался с Аргоном?
Отец умер. Его убили. В жизни Аргона теперь осталось мало близких людей. Мог ли он кому-то доверять? С кем он может сейчас поговорить? Кто даст ему совет?
Юноша зажмурился, а затем резко встал на ноги и вдохнул вечерний теплый воздух. Ветер закружился над ним в неистовом танце и нежно прикоснулся невидимыми пальцами к спине. Возможно, это отец положил ладонь на его плечо. Возможно, он рядом и хочет, чтобы Аргон поборол в себе мальчишку и наконец стал настоящим мужчиной.
Молодой предводитель направился к соколу, даже не взглянув на обугленное дерево. Он не хотел быть здесь. Он не должен был быть здесь. Аргон ловко запрыгнул на птицу и расправил плечи.
– Мы возвращаемся. Мы летим домой.
* * *Хуракан протяжно вздохнул и посмотрел на маленькую девчонку с синими глазами. Темноволосая и бледнокожая, она была истинной речной нимфой. Еще немного, и из нее вырастет прелестная похитительница мужских сердец. Томми постоянно на нее поглядывает. Вот же мелкий пакостник! Взгляд-то как загорелся, словно увидел он Полярную звезду.
– Рано тебе еще стрелы пускать, – проворчал старик и поднялся с деревянного стула. Томми смущенно отвернулся, а старик взглянул на Ксеона, который стоял в углу древней хижины и смотрел в окно, будто искал там кого-то. Его пальцы задумчиво потирали подбородок. – Я не хотел, чтобы так получилось. Видят духи, Ксеон, не хотел. Ветер переменился и совершенно свихнулся.
– Ветер? – Ксеон перевел взгляд на знахаря. – Ветер не может свихнуться, а вот человек, который отправил нас на верную гибель, – вполне.
Хуракан лишь отмахнулся. Он прекрасно понимал, что Ксеон его недолюбливает. Да и кто с ним спорил? Хуракан действительно был чудаковатым и немного сумасшедшим. В этом, к сожалению, было его превосходство над обычными людьми.
– Выпей медовухи, сынок.
– Я сам разберусь, что мне делать.
– Ты плохо выглядишь. Один мой друг так выглядел перед лихорадкой, знаешь ли.
– У меня нет лихорадки.
– Тогда почему у тебя трясутся руки?
Ксеон сжал кулаки и отвернулся. Руки у него и правда тряслись, но только от желания схватиться за меч. Эстофа действительно убили. Он умер от ран, прежде чем Осгод Беренгарий снес ему голову.
По крайней мере так говорили.
Обезглавленного вожака клана пригвоздили к дереву на границе Арбора с Дамнумом в знак приглашения трусов и предателей в ряды армии Алмана. Потом тело сожгли. Кто – неизвестно. Поговаривают, оно загорелось само собой, словно стог сена.
Внезапно в хижину ворвался ветер. Он проскользил вдоль склянок знахаря, коснулся огня в камине, а затем небрежно взлохматил серебристые волосы Хуракана. Тот ликующе вскинул брови:
– Вернулся?
– Что? – Ксеон обернулся, нахмурив черные брови.
– Ничего-ничего. Ты смотри… смотри в окно. Вдруг что увидишь. А мне надо вас на мгновение покинуть. Горло пересохло, схожу за медовухой.
Ксеон фыркнул. Старик действовал ему на нервы, а учитывая, что Аргон сорвался с места и пропал, ему хотелось крушить все, что попадется под руку.
Старик грузным шагом покинул деревянную хибару. Он прошел вдоль разрушенных домов, кивнул парочке мужчин, а они уставились на него так, будто он сам забивал легкие дамнумцев пеплом и пылью. Иными словами, жители Фиэнде-Фиэль Хуракана не любили, но и он их не любил, так что никто не оставался в долгу.
Правда, были и те, кого Хуракан считал хорошими людьми, – Нуба, Эстоф и Аргон.
Были, конечно, еще болтливый Томми со своей идиотской повязкой, Ксеон, Вортинг из пивной и Летисия, раз в полгода подстригавшая его бороду и лохмы. Но Нубу, Эстофа и Аргона он любил больше, чем все парящие скалы Дамнума вместе взятые.
Нуба умерла. Но еще больнее была от мысли о том, что погиб Эстоф.
Хуракан в ужасе покачал головой. Душа Фиэнде-Фиэль последний раз глотнула лесного воздуха
