Наш же отряд, уже поднаторевший в этом деле, разбил лагерь у большого пруда, опутав с трех сторон по дуге колючей проволокой. Несколько разборных телескопических стоек с направленными лампами установили вдоль всего периметра лагеря. Там стоят энергосберегающие лампы с мощностью на сто восемьдесят ватт, при этом брали меньше пятидесяти. Каждая стойка легко освещала перед собой сотню с лишним метров, а в сумерки давала все триста. Лампы питались от генератора, который мы запустим, как стемнеет. От его трескучего шума имеется самодельный глушитель и специальный короб с выведенным длинным шлангом для выхлопных газов. Да, мощность снизилась, но зато грохот превратился в негромкий рокот. Плюс для многих тварей и прочих любопытных этот странный шум и запах является источником страха.
В вечерних сумерках мимо нас чуть ли не галопом пронеслось стадо мелких буренок, подгоняемое двумя пацанами лет двенадцати, восседавшими на лошадях. Они стремились как можно скорее оказаться за родными стенами, подальше от нас, расположившихся чуть ли не рядом с дорогой. Кстати, гуси и утки практически полным составом сами ушли в деревню, как только солнце коснулось горизонта.
– Ну, тут и животные, – покачал головой Сашка. – Мутанты и твари каждая здоровее предыдущей, а домашний скот дохлый. В Индии и то коровы встречаются крупнее.
– Может, это и не коровы, просто похожи. Козы там или вообще новый вид, – предположил я.
– Да фиг их знает, – пожал собеседник плечами, – может, и так.
Ночь прошла спокойно. Не сказать, что тихо, так как со стороны близкой деревни постоянно доносился громкий собачий брех, непонятный грохот и стук, тянуло дымом от костров, который полз почему-то к пруду.
– Спорим, что там сегодня ночью никто не сомкнул глаз? – зевая, сказал пироман и кивнул в сторону частокола, над которым торчали три бородатые рожи в шапках или шлемах (точнее рассмотреть из-за расстояния не удавалось).
– Было бы о чем спорить, – ответил я. – Тут и дураку будет понятно.
Стадо на этот раз выпустили только после полудня. Видимо, пока сами жители не одурели от нескончаемого мычания. К слову, мелкие рогатые создания, похожие на коров с очень маленьким выменем и густой шерстью, мычали точь-в-точь как земные буренки. Значит, коровы и есть.
– Животные-то поумнее своих хозяев, – заметил я, когда мимо нас пронеслось стадо, направляемое уже аж семью всадниками, и все оказались взрослыми мужиками. – Даже глазом на нас не повели. А пастухи чуть из седел не выпадали.
– Так животные же, – ответил Сашка. – Пойду-ка я вздремну, а то от собачьего лая не спал полночи, а потом в карауле стоял. Отвык от городского, так сказать, шума.
Четыре дня мы проторчали под деревенским частоколом, изнывая от скуки. Половина парней вооружились удочками и оккупировали берега пруда, иногда воюя с домашней птицей за удобное место. Лески было мало, так что каждому досталось по куску в шесть-семь метров. Вместо удилища – срезанный хлыст в кустарнике. Хорошо, что крючков имелось вдоволь. Остальные несли караул и отсыпались.
На пятый день вдалеке появился конный отряд и несколько повозок.
– По-олундра!!! – заорал Сашка, который в этот момент стоял на часах в люке камазовского кунга с биноклем.
Деревенские, которые более-менее привыкли к нам и больше не запирались за стенами, порскнули с полей обратно за частокол. К слову, работали там мужики со стариками и бабками. Если молодые девки и были, то их прятали в подвалах. Почему не видно юношей – загадка, в основном нам на глаза попадались подростки и совсем уже откровенные дети лет шести-семи.
Для многих наших такой подход был обидным. Тут почти все в команде свободные и холостые, а еще молодые ко всему прочему, переполненные тестостероном. Почему-то в мыслях у каждого землянина местные красотки представлялись чуть ли не королевами красоты, готовыми раздвинуть ножки за зеркальце или связку бижутерии.
И вдруг такой облом.
Чужой отряд остановился рядом с пастбищем. Повозки, которых набралось с полторы дюжины, встали линией, часть всадников остались с ними, а в нашу сторону поскакали семеро.
– Всемером же не нападают? – негромко спросил автоматчик рядом со мной.
– Если там не маги и не какой-нибудь Дарт Вейдер или Гатс, – буркнул я.
Големы, полтора десятка, вышли вперед, встав жиденькой шеренгой за колючей проволокой. Пять арбалетчиков заняли позицию за спинами бойцов ближнего боя. Еще пять големов прикрыли стоянку со стороны деревни. Люди попрятались за машинами и в кунгах, выставив только стволы автоматов.
– Там Кеста! Не стрелять! – скомандовал Терешков, когда всадники оказались совсем рядом.
На небольшой лохматой бурой с крошечными белыми пятнами на ногах и морде лошаденке сидела наша знакомая магиня. Шестеро остальных были бородатыми мужиками в кожаной броне и ламиллярном доспехе самого распространенного и простого типа – чешуе. У одного из двух владельцев такой брони пластины были металлические, у второго квадратики размером в две трети спичечного коробка были похожи на кость.
Оружие в руках никто не держал, только короткие плети. Остановились они примерно в восьми метрах от големов.
– Айке, Терешикоф! – дружелюбно махнула рукой магиня.
– Привествую тебя, Кеста, – ответил ей Цезарь.
Я, как и прочие земляне, понимали только нашего земляка, обладателя переговорного амулета. Кое-какие слова из речи магини были знакомыми, но женщина говорила очень быстро, так что сути разговора было никак не уловить, оставалось только догадываться, слушая Терешкова.
Для разъяснения ситуации хватило пары минут, после чего командир торговой экспедиции дал указание отвести големов в сторону и снизить боевую готовность всего отряда в целом.
Кеста и два ее спутника остались у нас в лагере, остальная пятерка унеслась в сторону повозок, нахлестывая лошадей. И уже через час на другой стороне пруда расположился еще один бивак, побольше нашего как размером, так и количественно. Да и качеством тоже. У аборигенов оказались с собой палатки и шатры, которые они сноровисто стали расставлять. Повозки они выставили в линию, прикрывшись ими со стороны далекого леса, отсюда и вовсе невидимого. Лошадей распрягли и
