— В больнице. В Госпитале Трех Графств.
Она заметила, что упоминание названия больницы успокоило социальную работницу. Однако вряд ли это можно было назвать удивительным озарением: в Госпиталь Трех Графств помещали всех бездомных и тех, кто не имел медицинской страховки.
— У вас случился припадок, — сообщила Зовите–Меня–Анна, проговаривая каждое слово четко и медленно, словно обращаясь к ребенку. — Мужчина нашел вас на задворках концертного зала и вызвал скорую.
Нелл, подняв правую руку, указала на лицо.
Зовите–Меня–Анна заколебалась, нерешительно глядя на пациентку.
— Кажется, вы повредили глаз.
Нелл так живо вспомнила чувство входящей в череп раскаленной иглы и холодного ножа, что вздрогнула.
— Болит? — озабоченно спросила Зовите–Меня–Анна. — Попросить обезболивающее?
Нелл покачала головой. В глубине правой глазницы резко кольнуло, и она поняла, что лучше больше не делать этого, как и вообще любых резких движений.
— Хотите, чтобы я кому–нибудь позвонила? — спросила социальная работница.
Чуть нахмурившись, Нелл скрестила руки, а затем развела их, показывая: ни в коем случае.
Зовите–Меня–Анна плотно сжала губы, что, впрочем, не помешало длинной розовой ленте вылететь из ее рта. Слишком поздно: она уже позвонила Маркусу, считая, что к тому времени, когда он сюда доберется, Нелл захочет его видеть. А если нет, социальная работница скажет, что это Маркус захотел повидать ее, независимо от желания Нелл, — ведь он был ее мужем, притом верным мужем, и так далее, и тому подобное — в стиле всех социальных работников.
В мозгу Нелл внезапно вспыхнула картина: молодая и не настолько усталая мисс Данвуди Зовите–Меня–Анна, и так же внезапно эта картина ожила: «Мне кажется, воссоединение семей — это лучшее, что мы можем сделать. Конечно, порой это невозможно, и лучшее, на что мы способны в таком случае, — это находить новые семьи для тех, кто в них нуждается». Собеседование Зовите–Меня–Анны при поступлении на работу, поняла Нелл. Непонятно, что они пытались сказать ей этим. Ох, это недостающее чувство! Или, может, они неправильно понимали ситуацию из–за того, что обладали этим чувством?
— Нелл? Нелл?
Она попыталась вырвать ладонь из рук социальной работницы, но ничего не получилось. Давление превратилось в полный рот каштановых скорлупок, острых и безвкусных.
— Чего вы хотите?
— Я спросила: вы уверены?
Нелл вздохнула.
— Говорят, что первые жители Нового Света, заметившие корабли Колумба, на самом деле не видели их, потому что эти объекты выходили слишком далеко за пределы их предыдущего опыта. Как думаете: это правда?
На лице Зовите–Меня–Анны удивление смешалось с беспокойством. Нелл знала этот взгляд: социальная работница боялась, что ситуация начала выходить у нее из–под контроля.
— Вы пьяны? Или просто устали?
— Нет, — с ноткой грусти ответила Нелл. — Думаю, они не понимали, что видят, и им тяжело было свыкнуться с этим, но все же уверена, что аборигены увидели корабли. В конце концов, корабли построили такие же люди. Но если что–то исходит из другого мира, то поручиться нельзя.
Взгляд Зовите–Меня–Анны стал печальным.
— Вам кажется, что я сумасшедшая? — коротко рассмеялась Нелл. — Но об этом рассуждают ученые.
— Вы не ученый, Нелл. Вы библиотекарша. С помощью подходящего курса лечения и медикаментов вы могли бы…
Нелл рассмеялась снова.
— А если библиотекарша начинает думать о возможности существования жизни где–то еще во вселенной, это делает ее сумасшедшей?
Она отвернулась и закрыла глаза. Точнее, глаз. Она почти ничего не чувствовала под повязкой, кроме того, что правое веко не желает ни подниматься, ни опускаться. Услышав удаляющиеся шаги социальной работницы, Нелл открыла зрячий глаз и обнаружила, что серебряные нити вернулись. Они распускались, подобно цветочным бутонам, раскрывали лепестки, а затем отрывались и улетали, чтобы встретиться с другими нитями, соединиться и произвести новые цветы, а те, в свою очередь, улетали и образовывали новые связи. Мир вокруг Нелл начал смахивать на клетку, хотя женщина не понимала, по какую сторону решетки находится она сама.
Внезапно она почувствовала, как одна из нитей–проволок входит в висок все с той же вспышкой раскаленной добела боли. Секундой позже вторая пронзила повязку на правом глазу — так легко, словно никакой повязки и не было. Нить прошла насквозь через голову, пришпилив женщину к подушке.
Левый глаз отчаянно слезился, но Нелл увидела, как Зовите–Меня–Анна вбежала обратно в палату с медсестрой. Их рты открывались и закрывались — женщины звали ее по имени. Она видела, как их руки тянулись к ней, но находилась сейчас слишком далеко.
Вот так оно и будет. Нет, так было всегда, но пять чувств так усиленно старались компенсировать недостаток шестого, что люди принимали иллюзию связи за реальность. Способность к внушению — что стало бы с человечеством без нее?
Зрение. Слух. Обоняние. Вкус. Осязание. *****.
Связь.
Слово было лишь грубым приближением, но идея начала проясняться. Она становилась яснее, чем зрение в левом глазу, сейчас медленно гаснущее. Но Нелл все еще видела достаточно, чтобы понять: Зовите–Меня–Анна близка к панике.
Мужчина в белом халате оттолкнул социальную работницу в сторону. Нелл смутно чувствовала, как его руки прикасаются к ней, но связи все равно не было.
Нелл выбиралась из сна с таким усилием, словно карабкалась по отвесной скале, а к поясу ее было привешено не меньше дюжины мешочков с песком. Казалось, что рот набит прелой шерстью и землей. Знакомый вкус — лекарства. Наверное, отплевываться придется весь день.
Вначале она пробовала принимать лекарства по просьбе Маркуса. Антидепрессанты, транквилизаторы и, наконец, нейролептики. Вкус у всех них оказался одинаковым, потому что Нелл не страдала от депрессии, неврозов или психозов. А Маркус между тем все отдалялся и отдалялся. И, в отличие от сухости во рту, лишнего веса и дрожи в руках, это было необратимо.
Зовите–Меня–Анна об этом понятия не имела. Она все повторяла, что Нелл должна повидать мужа, хотя они уже почти
