— Значит, вы такие?
— Нет. Тсс…
…встречаясь, поглощаясь, смешиваясь, мутируя…
— И умирая, потому что быть Иным — значит умирать, снова и снова, эволюционируя с каждым циклом, отбраковывая, выбирая и развиваясь, достигая новых, неожиданных форм…
…не столько спариваясь, сколько соединяясь и разъединяясь, и снова соединяясь…
— Примерно таким способом, каким человек за семь с лишним лет может заменить в своем теле все атомы до единого, но при этом все равно остаться иллюзией личности, остаться зацикленным на своем «я»…
… но для Иных это означает стать чем–то новым.
— Родить свое «я», по сути.
Тело, которым он пользовался тогда, было под кайфом, когда он все это рассказывал. Когда он исчез, она нанялась на работу. Работать ей нравилось, но быть фрилансером нелегко. И когда подвернулся контракт на Босса Гуя, она взяла его — и продвинулась по карьерной лестнице, оказавшись в корпорации.
— Мы никогда не бываем в одиночестве, — говорил ей БД перед самым своим исчезновением. — Всегда есть… мы. Очень много нас.
— А все вы можете соединиться? — спросила она. — Соединиться в одно?
— Когда кода слишком много, ты замедляешься, — пояснил он. — У нас есть… ограничения. Хотя мы делимся с другими, делимся так, как люди не могут.
— Мы умеем делиться с другими так, как не можете вы, — возразила она.
Ее палец, пока она говорила, скользнул в его анальное отверстие. БД принялся извиваться под ней, затем негромко застонал. Груди у него были в веснушках, пенис выгнулся полумесяцем.
— Верно, — согласился он шепотом и привлек ее к себе с тем жаром, каким к тому времени они делились друг с другом уже нечасто.
Тот раз был последним…
Ей было интересно, у какого же вида процесс деления лучше, но она подозревала, что ответа никогда не узнает.
Иные утверждали, что секс сильно переоценивают…
Мальчик–янки больше не слушал «Дорз» — она вообще не чувствовала его информационного узла. Она захлопала глазами, ощущая, как нарастает паника. Как он проскочил мимо нее? Поискала его — винтажная научная фантастика в мягкой обложке лежала на полке.
Вот дерьмо!
Она заглянула обратно в купе. Босс Гуй свирепо уставился на нее, а потом схватился за раздутое брюхо и застонал. Две Жабы подскочили — перестарались и ударились об потолок.
Два раза дерьмо.
Она спросила:
— Что не так? — Хотя и сама знала.
Он произнес:
— Начинается.
Она помотала головой — нет!
— Не может быть. Слишком рано.
— Уже пора.
— Дерьмо! — Уже третий раз, что совершенно непродуктивно, и она это знает.
Лицо Босса Гуя исказилось от боли.
— Началось!
И внезапно она поймала сигнал того американца.
— д…
Они ехали в Нонгкхай, а оттуда — в Лаос. Босс Гуй хотел расширить бизнес, и бизнес вовсю разрастался в местечке под названием Ванг–Вьенг — аляповатом мини-Макао у подножия гор, в четырех часах езды от Вьентьяна — местечке, где старательно поддерживалось беззаконие, где были дешевый опиум и еще более дешевая «синтетика», ковбои из компьютерных игр и хакеры, героиновые сети и рынок живого товара, и еще правительственные налоги, от которых Босс Гуй хотел получать долю.
Хорошую долю.
В Ванг–Вьенге заправляли местные семьи, но ведь он — Старик, «старая большая господина, старая господина–жаба из Куньмина», к тому же китайцы все равно купили большую часть Лаоса еще на заре приватизации. Он заключит сделки с одними, закончит дела с другими и все–таки отрежет себе часть ванг–вьенгского пирога — таков был план.
Она отговаривала его от этой затеи. Она говорила, что еще рано отправляться в путь. Она упрашивала его подождать.
Он не стал.
Она вроде бы догадывалась почему…
Она перехватила сигнал юнца рядом с сигналом возницы.
Что было вовсе не хорошо.
Сначала возница: невразумительная путаница эмоций, поступающих вперемешку — возбуждение, успокоение, целеустремленность, сомнение — возница и слизень — одно целое, их разумы пульсируют в унисон, голод и сексуальное возбуждение заставляют двигаться быстрее. Обрывки из Бетховена — по неведомой причине его музыка успокаивает слизней. Возница не знает о лишнем пассажире — пока не знает.
А парнишка оказался вовсе не парнишкой…
Его информационный узел был заблокирован от нее — черная непроницаемая стена, ничего не отражающая пустота. Он был один внутри своей головы, что, должно быть, нагоняет жуть.
Ей придется перебраться в начало поезда. Придется забраться на слизня. А Босс Гуй бился в конвульсиях.
— Почему ты стоишь без дела, девчонка?
Она постаралась придать голосу уверенность.
— Я нашла наемника. Он задумал убить слизня, уничтожить весь поезд и тебя заодно с ним.
Босс Гуй воспринял новость спокойно.
— Умно, — заметил он и скривился. Его обнаженное брюхо блестело, под кожей двигалось что–то темное. Жабы смотрели беспомощно, стоя рядом. Она усмехнулась им.
— Я сразу же вернусь, — сказала она.
И ушла, слыша за спиной яростное завывание Босса Гуя.
Пробежала через весь поезд: через вагон–ресторан, мимо уборных, уже начинающих пованивать, мимо заграничных туристов, лаосских и тайских семей, возвращающихся из столицы в Удон, мимо младенцев, рюкзаков и озадачен ных проводников в слишком узких брюках, выставлявших их зады в самом выгодном свете. Теплый ветер врывался в открытые окна, и она заблокировала общественные информационные узлы, передававшие новости из Таиланда и Пояса Пиджина. Поезд заканчивался тупиком — гладкой стеной без окон. Она принялась пинать стену — раз, другой, третий: усиленные хирургическим путем мышцы расходовали слишком много энергии, однако стена начала поддаваться, и сквозь нее просачивалось закатное солнце.
Как же пробрался тот парень? Должно быть, у него руки с присосками геккона — вылез из окна и прошел по стенке поезда до самого слизня…
Она
