ЗЕМЛЯ

Целью визита были встречи с новым поколением атумов — как в аудиториях, так и с глазу на глаз. Нужно было оценить достоинства и неизбежные недостатки выпускников, прежде чем судьба разбросает их по разным уголкам Единой системы. Однако несколько благодарных руководителей университета пришли к главному атуму с просьбой провести открытое мероприятие: это вызовет широкий интерес и будет поставлено в заслугу как им самим, так и их почтенному учебному заведению. Саймон неохотно дал свое согласие. Он произнесет речь, но при условии, что слушателей будет не слишком много — несколько студентов и преподавателей в каком–нибудь небольшом лекционном зале. Он понимал, что любое публичное мероприятие с участием персоны его уровня неизбежно привлечет внимание. Ему хотелось бы избежать ситуаций, когда толпы энергичных, но плохо подготовленных людей будут заглядывать ему в рот, не в силах отличить бездумное замечание от жестких политических заявлений. Однако эта просьба, казавшаяся ему самому разумной и безобидной, привела к тому, что сперва было введено жесткое ограничение на посещение встречи, а затем, когда выяснилось, что желающих все равно слишком много, возникла лотерея: билеты можно было выиграть или получить за головокружительную сумму — и все ради того, чтобы втиснуться вместе с сорока тысячами столь же увлеченных единомышленников в длинное жаркое помещение, где все глаза и несколько скрытых камер будут прикованы к человеку, почти столь же старому, сколь и само терраформирование.

Саймон упорно сохранял милую его сердцу человеческую внешность. В нем еще оставалось что–то от мальчишки–марсианина — пусть эти древние ткани и состояли всего из нескольких клеток, затерявшихся среди кристаллических структур, метаболических механизмов, пучков интеллектуального света, нулевых провалов и межатомных промежутков. Он смотрелся высоким, но лишь по сравнению с теми существами, что собрались вокруг него. Он начал свое выступление с широкой улыбки, его голос был смоделирован так, чтобы звучать тепло и приветливо для обычных людей; он поблагодарил всех, кто решил потратить часть своего напряженного дня на то, чтобы послушать рассуждения старика. Затем он рассказал историю из своего детства, подробно описав, как однажды отец дал ему подержать в руках Зерно — нанобомбу, одно из тех древних чудес, которые должны были превратить Марс из пустыни в райский сад.

— Тогда я не понимал всей значимости этого примитивного инструмента, — признался он. — Но я держал чудесное Зерно в ладонях и думал о том, что в своей короткой жизни я никогда не касался ничего более важного. Свой собственный скучный мозг я упорно не брал в расчет, как и разумы всех окружающих. Однако разум — это и есть единственное чудо, которое достойно нашего непреходящего уважения, и я могу лишь пожелать, чтобы каждый из нас помнил эту истину во все дни своей жизни.

Сейчас Саймон был меньше, чем его руки в детстве, меньше того самого Зерна. Однако с тем же успехом можно было сказать, что он больше шара из камня и железа, который назывался Марсом. Как и у большинства ныне живущих, значительная часть его знаний — факты, языки, обычаи и разнообразные инстинкты — хранилась в едином разуме земного сообщества. Сам он оставался единственным в своем роде человеком, наделенным индивидуальностью и древними, зачастую эксцентричными представлениями. Но поскольку люди были устремлены в бесконечность, пространство становилось все дороже. Если бы люди продолжали хранить весь свой жизненный опыт внутри собственного черепа, это вызывало бы необходимость в больших, малоэффективных телах, которым, в свою очередь, нужно было бы много пространства для жизни. А если бы эти тела достигли даже самых скромных темпов размножения, любой мир оказался бы переполненным всего за день, а следом — еще десять тысяч миров.

Как обычно в подобных случаях, Саймон напомнил всем и каждому, что любой атум, особенно тот, кто занимает внушающий ужас пост главного атума, должен способствовать выбору пути в будущее, искать баланс между разнузданной свободой и деспотичным правлением. Какие биологические виды будут населять мир; сколько детей будет позволено иметь каждому из живущих; по каким законам будут жить граждане и какие для них будут предусмотрены наказания за нарушение этих законов. Последствия ошибок были общеизвестны, однако на всякий случай он напомнил аудитории о Первой Войне и последующем Очищении, о разразившейся уже после войны битве в поясе Койпера и о том, что было наречено Последним Очищением — так, словно политическое безумие было навеки истреблено и вычеркнуто из дальнейшей истории цивилизации.

— Нет ничего вечного, — предупреждал он, — не важно, идет ли речь о жизни одного существа или о существовании самого маленького красного солнца, длящемся сто миллиардов лет.

Тут его голос обрел глубокий тембр и мощь, заставив вздрогнуть тех слушателей, которые потихоньку начинали дремать.

— Перемены неизбежны, — уверял он, — но это едва ли не единственное, что мы можем с уверенностью знать о лежащей впереди вечности. Мне представляется, что у всех здесь присутствующих есть благородное желание сделать так, чтобы разумная жизнь процветала во Вселенной, чтобы она распространялась на другие солнечные системы и со временем появилась во всех уголках Млечного Пути. Однако мы не можем с уверенностью сказать, что это случится. Исследуя небесное пространство, мы неизменно наблюдали то, что можно назвать скудностью разумной жизни. Сегодня цивилизации, наиболее близкие к человеческой, едва начали принимать первые передачи с Земли; слабые шорохи радаров и радиосигналов навряд ли способны намекнуть им на то, что произошло с тех пор. Предполагается, что неторопливый содержательный разговор сможет начаться лишь в следующие несколько тысяч лет. Может случиться и так, что соседи встретят известие о нашем существовании полным и многозначительным молчанием. Богатому воображению легко представить себе как чудеса, так и ужасы, которые таит в себе грядущая история. Но стоящий перед вами человек, атум, верит, что подлинным даром иных цивилизаций будут полные и однозначные ответы на вечные вопросы жизни и благополучного существования во Вселенной, которая столь низко ценит доставшийся нам разум.

Традиция требовала, чтобы главный атум постоянно проживал на Земле, но, поскольку Саймон не принимал участия в поддержании биосферы планеты, он был волен жить там, где ему вздумается. Некоторые сетовали на то, что новое начальство не доверяет работе местных атумов. С чего бы еще ему пришло в голову обосноваться в вакууме, над сотней миллионов голов? Все попытки объясниться с этими людьми были бесполезны. Саймон несколько раз говорил о своей