Бугай нарушил молчание первым.

– Тьху, мать… Ну, ты даешь. Про такое только кино снимать, – задумчиво пробасил он. – Что было, то прошло. Господь велел прощать раскаявшихся грешников. Ну что, народ, принимаем найденыша? Не на улицу ж его выкидывать.

– А я бы выкинул, – ответил мужчина в бандане с черепами. – Ты забыл, что ли, как мы в Мытищах нарвались на засаду, наших тогда двоих повязали и увели, Леху и Кирилла, мы сами еле свалили. Если он не брешет, то наши ребята у него в лаборатории замучены, а мы ему и кров, и стол? Нет, я против, на хрен его отсюда, я с таким уродом в одном поле срать не сяду.

Дима побледнел, сжался, внутренне соглашаясь с жестоким приговором. Заслужил. Еще как заслужил.

– Ну, Сан Саныч, так разве можно? – беззлобно укорил товарища Бугай. – Он за свои грехи поплатился, да еще как. Мы ж не звери, чтобы замученного на мороз гнать.

– А он лучше поступал?! – взвился Сан Саныч. – Борис, они со своим этим доктором, как его, наших мучили, увечили, пока он не расплатится, на нем живого места не должно быть!

– А на нем и нет, – подала голос сидящая в углу молодая девушка. Она смотрела на гостя со слезами на глазах, сочувствуя его мучениям.

Она поднялась со своего места, и Дима заметил, что его защитница глубоко беременна, огромный живот выпирал из-под замызганной футболки.

Девушка встала рядом с ним, положила руку на плечо – нежную, почти невесомую.

– Я – за него. Он выстрадал прощение. За одно и то же преступление не наказывают дважды, так даже в законе когда-то было написано. Прошлое – в прошлом. Сейчас он – наш гость. Борис Борисыч, вы со мной?

– Согласен. Я за то, чтобы он остался, – Бугай подошел к ним.

– Алевтина, кошка ты драная! – зарычал Сан Саныч. – Ты против моего слова идешь?

– За кошку драную ответишь, – спокойно сказала девушка. – Я тебе не вещь, что хочу, то и говорю. Ты мне не муж, не брат, сиди и не вякай.

Дима удивленно смотрел на этих двоих. Такой стиль общения в бункере военных был не принят даже в сером зале – грубый, жесткий, но в то же время не злой.

– Я тебе ребенка сделал!

– Это еще бабка надвое сказала, – усмехнулась Алевтина. – От кого нагуляла, сама не знаю, может, вон, Васятка папой будет.

– Что-о-о?! – Сан Саныч вскочил со своего места. Вася скромно потупился, видимо, девушка была недалека от истины.

– А ну, ша! Сотый раз одно и то же! Алька, ты пузом не тычь тут, нагуляла – помалкивай в тряпочку. А ты, Саныч, прекрати ее задирать, она тебе сколько повторяла, что ты ей не сдался? Кто еще что скажет про нашего найденыша? – прервал перебранку Бугай.

С места почти одновременно встали Галя и Лена, переглянулись, подошли к незваному гостю.

– Я за то, чтобы он остался. Сама в науку не пошла, не успела, так хоть у него поучусь на старости лет. Не он один такой, кто на людях опыты ставил, всю жизнь так делали. Не оправдываю, конечно, но на улицу выгнать не дам, – Леночка встретилась с Димой взглядом, в ее глазах было понимание. Галя осталась рядом с ней.

– Бабы… Жалостливые, не могу, – недовольно протянул полный мужчина с бритой головой. – Ну, заморыш, будем знакомы, я – Денис. Не скажу, что прямо сильно хочу тебя здесь видеть после твоих рассказов, но как ты про пытки заговорил, аж мурашки по коже. Оставайся.

Васятка тоже поднялся с места и встал рядом. Старуха с мутным взглядом проскрипела со своего места:

– Еще пригодится. Он знает то, чего не знаем мы.

– Баба Шура, ты это о чем? – удивился Борис Борисыч.

– Да вы, видно, только про жертвы да пытки услышали, а про самое главное забыли. Повтори-ка, дружочек, что ты там про грибы говорил? – попросила старуха.

– До Катастрофы в лесах Подмосковья расплодился грибок, он назывался Ритисма Ацеринум.[4] Учитель рассказывал, что раньше эта гадость выглядела как черные пятна на листьях, будто прожженные сигаретой. Зараза поражала клены, но для человека была безвредной. Потом под воздействием радиации гриб мутировал и стал очень опасным для людей. У его спор – огромная проникающая способность, малейшая трещинка в резине химзащиты – и все, конец. Моментальная передозировка, как от сильнейшего наркотика, галлюцинации и смерть. Бункер Метровагонмаш в Мытищах был ближе всего к лесу, не спасли ни фильтры, ни стены. Мы успели вывести оттуда почти все население, и сейчас убежище непригодно для жизни. Малое количество этих спор мы с учителем использовали как сильный транквилизатор, оно же пошло в те самые «капли берсерка», вопрос в концентрации. Передозировка… Я рассказывал, что произошло с Женей. Больше повторять не могу, мне слишком стыдно за это. В вашем лесу мы с Борисом и Михаилом Ефремовичем столкнулись с этими грибами. Их там огромное количество. Если мои догадки верны, вашему убежищу грозит страшная беда. Пока что я не возьмусь утверждать, не имею данных. Но готов оказать содействие и любую посильную помощь.

Дмитрий устало откинулся на спинку стула. Длинный рассказ его окончательно вымотал, лоб покрылся испариной, в глазах потемнело.

– Эй-эй, ты чего? – Бугай успел подхватить юношу, когда тот начал заваливаться набок.

– Плохо… Совсем… – заплетающимся языком выговорил парень.

– Ладно, мы тут посовещаемся немного, а ты ложись, – распорядился командир. – Леночка, Аля, проводите гостя и возвращайтесь.

Женщины помогли Диме подняться и увели, поддерживая с двух сторон под руки. Они уложили его на грязный матрас, Лена укрыла его одеялом, парня трясло в ознобе.

– Останьтесь, пожалуйста… – жалобно попросил гость.

– Лен, иди, я посижу, – Аля тяжело опустилась на пол, поджала под себя ноги.

– Алевтина, вы очень добрая, – Дима попытался приподняться на локте, когда Елена скрылась за дверью. – Ой… Как больно.

– Можно? – девушка протянула руку.

Она осторожно сняла с него рубашку, он не сопротивлялся. В свете лучинки Аля с ужасом рассматривала страшные отметины, полузажившие ожоги и свежие шрамы. Она вдруг обняла его, прижала к себе. Дима, ошарашенный этим внезапным порывом, коснулся ее плеч, испытывая бурю эмоций.

– Мне так тебя жалко… – прошептала Алевтина.

Юноша отстранил ее, посмотрел в глаза. Какая же она красивая! Чуть расплывшееся из-за беременности лицо не потеряло привлекательности, карие глаза, волнистые волосы – даже грязные, они выглядели неплохо. Она кого-то неуловимо напоминала, очень близкого и знакомого, но кого?

– Не жалей меня. Я погубил слишком много невинных жизней и не заслужил доброго отношения к себе.

– Я сама решу, кого мне жалеть, – с улыбкой ответила она. – Прошлое – в прошлом. Сейчас тебе нужны тепло и забота.

Девушка снова обняла его, он прижался щекой к ее плечу. Внутри горячей волной разливались странные, смешанные чувства. Благодарность, нежность к этой девушке, которая первой встала на защиту преступника, жгучий стыд и желание исправиться. Судьба дала ему шанс. Сейчас нужно встать на ноги и попытаться помочь этим людям в меру своих сил.

– Бедненький. Тяжко тебе пришлось, – Алевтина гладила его по волосам.

И его прорвало. Невысказанные мысли, страдания последних дней хлынули потоком вместе со слезами, юноше казалось, если он сейчас не выплеснет все, что наболело внутри, он сойдет с ума.

– Он… мучил… Мучил меня… – Дима заикался, пытаясь уместить в одну фразу то, что было у него на душе. – Нагревал металлическую линейку над керосинкой и прикладывал… Ко мне… Мне так больно было, так страшно… Он требовал раскаяться,