Но можно же усыновить, правда? Не прекрасный ли это поступок? Как Миа Фэрроу. Усыновить рекламу “Бенеттона”, все расы, ООН-овская модель нуклеарной семьи. Для этого даже муж не нужен. Стопицот миллионов долларов хватит. Слово “стопицот” она позволяла себе втихаря, но никогда не вслух, она же преподаватель языка и основ математики. Нет, ни за что она вслух слово “стопицот” не скажет. У нее своя планка. Чего она прицепилась к Мие Фэрроу? Это так просто, зато некрасиво. Отхлебнула еще кофе. Может, в этом все дело.
Поиски “Хода мысли”, пришлось ей сознаться себе, – лишь попытка увильнуть. Если быть с собой откровенной, Эмер надеялась увидеть мужчину, которого именуют Коном. И что это вообще означает – быть с собой откровенной? Как можно этого добиться? Или как можно не добиться этого? Особенно если ежедневно выдумывать все подряд. Без мужа, без детей, что призывали бы ее быть надежей и опорой определенной формы и сути, Эмер была опасно свободна. Для детей в школе она “мисс Эмер” – такое она умела, спору нет. Это набор требований, которым она способна соответствовать, не приходя в сознание, – большую часть времени, во всяком случае. Она – та, кто учит нас читать, добрая, настоящая, но не слишком, мисс Эмер. Достаточно настоящая, чтобы хватало рассудку первоклассника. Однако случались разрывы – разрывы во времени, в слитной личности. Ей вспомнилось несколько таких, и она различимо содрогнулась от неудовольствия. Сердитые слова, сплетни, инстинктивная неприязнь к некоторым детям, которую ей не удавалось преодолеть. Но застревать в этом она отказывалась.
Блуждая этими ходами мысли, Эмер улавливала фон – любопытство и нужду. В этом поезде искала мужчину, одного-единственного, – Кона, в надежде – и без нее, – что этим утром он, возможно, погребен живьем вместе с ней. Не знала, каждый ли день он ездит этим поездом, и решила, что, видимо, нет, раз прежде они не сталкивались.
На каждой станции она смотрела в открытые двери, чтобы засечь, как входит в вагон тот таинственный гость. В городе, так плотно набитом людьми, что мечутся повсюду, словно электроны в суперколлайдере, вероятность случайности маловероятна. И тут, само собой, словно Эмер была колдуньей, способной вызывать духов из пустоты, на станции “Сорок вторая улица”, в самом подбрюшье Манхэттена, двери распахнулись, как в телевикторине “Цена верна”, и вошел Кон – вернее, вбежал Кон. Протолкался к Эмер и сунул ей в руку бумажку, затем развернулся и выбежал вон до того, как двери закрылись. Вышло немного потешно. И обаятельно.
Она развернула записку и прочла выведенное его почерком, густо, на обеих сторонах. Выведенное – до чего оно утонченно в нашем клавиатурном мире – датировалось сегодняшним днем в апреле.
Эму (Dromaius novaehollandiae) – вторая по высоте птица в мире после своего бескилевого родственника страуса. У эму мягкие перья, это бурые нелетающие птицы с длинными шеями и ногами (!). Питаются разнообразными растениями и насекомыми, но известны и своей способностью недели напролет обходиться без еды. Плодятся в мае и июне, среди самок часто случаются бои за самца. Так обиходно называли австралийского журавля (Antigone rubicunda).
В аборигенной культуре Австралии бытует созвездие под названием «Эму в небе». Голова Эму – очень темная туманность Угольный Мешок, рядом с Южным Крестом, а тело и ноги – другие темные облака, тянущиеся вдоль Млечного Пути к Скорпиону.
А вот еще миф. Эму с очень длинными крыльями устроилась жить на небе. Однажды заглянула она за кромку облаков, вниз, на Землю, и увидела громадное скопление птиц. Высоко в ветвях эвкалипта играли прелестную музыку на своих серебряных колокольчиках Птицы-Звонари, приятно хихикала себе под нос, сидя на ветке мертвого дерева, Кукабарра, а в траве изящно танцевали Местные Спутники[132].
Эму очень увлек танец, она прилетела из своего дома в облаках и попросила птиц научить ее танцу. Коварные старые Спутники ответили: “Мы с удовольствием поучим тебя нашим танцам, но с такими длинными крыльями ты ни за что их не освоишь. Если хочешь, можем тебе их подрезать”. Эму не стала задумываться, что короткие крылья не унесут ее домой. Уж такое было в ней тщеславие, что она позволила очень коротко подрезать себе крылья. И тут же Местные Спутники раскинули свои длинные крылья, которые прежде скрывали, сложив и прижав к спинам, и улетели прочь, бросив Эму в одиночестве, теперь – мудрее прежнего.
Она не вернулась домой в небеса, потому что крылья у нее не отросли.
Искренне,
Кон
(КЛондайк5-248-2876)
P. S. Круче и красивее неодинаковых глаз, чем у вас, я сроду не видел. Как у Боуи. Женщина, которая упала на Землю.
Вдобавок к тексту и телефонному номеру на бумажке было несколько прелестных рисунков – штриховых набросков авторучкой: созвездие Эму и долгокрылая птица Эму, до того, как ее обманули. Красиво, утонченно. Эмер все это обаяло целиком. Она никогда раньше не слышала о птице Местный Спутник, и такое название ей понравилось. Записка оказалась длинной, а мысли, которые благодаря ей возникли, – еще длиннее. Эмер проехала свою станцию, вынуждена была вылезти и топать обратно к школе под внезапным не предсказанным дождем. Волосы и туфли промокли насквозь. Эмер было плевать. Ее манило нечто без изъяна – не одно, так другое.
Вещие сестры[133]
В столовой Эмер села с Иззи – обедать и трепаться. Эмер приглядывала за тремя своими ученицами, с которыми у нее весь год не ладилось, и сегодня они устроились за обедом вместе. Часто бывает так, что в классе нет ни одного буйного ребенка, иногда один, реже двое, но трое – это более-менее беспрецедентный случай на веку Эмер в маленькой частной школе. Эти же три девчонки плели козни без передышки, настоящая банда трех, и, что ни день, плодили дурацкие неурядицы.
Учеба завершалась, и свою учительницу эти трое доставали все сильнее и не на шутку портили обстановку в классе. Всякий класс в новом году складывался, как пьеса, персонажи которой подобраны судьбой: ведущие герои и героини, злодеи, паяцы. И каждый год пьеса получалась почти одна и та же, различались они лишь мелкими поворотами и уловками. Эмер
