Толик немного успокоился, достал завалявшуюся тетрадь, карандаш, вырвал листок и еще не спокойными пальцами принялся писать: «Мам, я уехал в командировку. Надолго. Сам напишу. Не переживай. Твой сын, Толик». Затем отыскал рюкзак, набросал вещей – теплые спортивные брюки, тужурку, кеды, в общем, всего понемногу, что может пригодиться в полевых условиях, кинул сверток с деньгами. Он их так и не пересчитал, и какой ценностью они – зеленые или деревянные, тоже не знает.
Когда собрался, кинул прощальный взгляд на родительскую обстановку, на свою кровать, всегда преданно греющую его тощее тело, улыбнулся, как перед приятным путешествием надолго, куда глаза глядят, и ушел, не спеша с любовью провернув два раза ключом в замке.
Базарная утренняя сутолока его поглотила уже в десятом часу. В такое время здесь что-то или кого-то увидеть не только на близком расстоянии, но и в упор, без определенного опыта просто бывает невозможно. Как только эти несчастные покупатели что-то еще нужное находят? И все же Толик принял все меры предосторожности, продвигался нехожеными тропами своих собратьев, по которым и сам не хаживал. Вначале выбрал место, откуда можно было высмотреть обстановку на участке Марата. Может быть, он шастает со своим новым помощником по лоткам и тогда без риска быть замеченным можно воспользоваться собственным ключом от вагончика. Благо, у него его не забрали!
Выбрав покруче компанию, медленно прошел мимо лотков в качестве покупателя. Возле прилавка Татьяны стояли четверо – два мужика и молоденькая «пипочка» с престарелым спонсором. Причастность к лотку Татьяны сексуальной парочки Толику была понятна, мужика средних лет – тоже. Но что делал с безучастными зенками мужик лет сорока, огромный как медведь, спортивно скроенный, налегке с опущенными граблями в карманах, стоило прибросить. Не понравился он Толику. А вот и пацан, новенький, пастух для Татьяны. Он лопух. Он даже не замечает хвоста сыскаря.
Не обнаружив Марата, где мог, Толик медленно и осторожно приблизился к задворкам и, стараясь держаться в тени деревьев, подошел к вагончику. Кинув сосредоточенный взгляд на дверь, он замер от неожиданности: выше огромного, «амбарного замка» белела широкая милицейская полоска. Дверь была опечатана. Толика бросило в жар. Теперь идти искать то, что он хотел, бессмысленно. Теперь нужно было тихо и быстро делать ноги. И самое печальное то, что уходить нужно было в обратном порядке, с невероятным риском быть схваченным в любую минуту. Идти в одиночку среди безлюдья к транспорту было зеленой глупостью, какую может допустить кто угодно, но только не он, Толик, стреляный воробей.
Толик снял рюкзак, забрался в редкий кустарник, сел на траву, развернул сверток. Так и знал! Зелеными здесь и не пахло. Но сумма была приличная. Все-таки шеф не жмот. Это его возвышает в глазах братвы. Толик скинул куртку, вывернул и надел ее снова. Теперь он не синий, а бежевый. Неприметный и другой.
И он пошел назад. Слился с базарной толпой. Прошел по главному проходу.
Пока все шло благополучно, и впереди брезжил длинный путь в Подмосковные топики, в торфяники, в села, где никому до него не будет дела. Но когда Толик об этом подумал, рюкзак стал настолько тяжелым, что пришлось невольно остановиться, посмотреть через плечо.
То, что увидел в следующую минуту, было мало сказать ошеломляющим, скорей – парализующим. Перед ним стоял Горилл. Тот самый, который пожирающим взглядом сквозь щелки японских глаз неподвижно смотрел на подъезд Виктора Павловича дома по улице Академика Королева. Горилл не держал его, просто невидящими путами он связал Толика так, что ему ничего не оставалось делать, как покорно стоять и смотреть на добродушное лицо японца.
– Разрешите представиться, юноша: ваш покорный слуга – Доктор Наук, Гуру Наоки Саяро. Я хотел вам сказать, что не следует спешить в столь отдаленные места, пока не поговорите со мной.
Толик неожиданно пришел в себя и глупо спросил:
– Зачем?
– Я советую вам не ехать в Заозерье. Там вы найдете преждевременную смерть, что лишит вас искупления своих грехов. Вернитесь и отдайте себя правосудию. Это и будет заслуженным искуплением.
– Но я же вас... – Толик постеснялся выразиться откровенно. Но Наоки Саяро уточнил:
– Вы убили не меня. Убили другого человека. Поэтому, чтобы обрести лучшую участь в следующем своем рождении, вам нужно покаяться и искупить свою вину. Сами вы этого не сумеете сделать.
– Но вы...
– Я, юноша, другое дело. Я умею. Мои людские жертвы – мое личное жертвование ради будущей счастливой жизни людей на Земле. Так что послушайте Достигшего. Он вам говорит правду.
Толик, кажется, понял и растерялся. Он смотрел в щелки глаз на доверительном лице японца и обдумывал, как поступить. Но в это время за спиной Наоки Саяро возникла угрожающая фигура Марата. Теперь оставалось одно – уходить от обоих. И чем решительней, тем лучше.
Толик уже собрался это сделать. Он даже дернулся. Но попытка оказалась тщедушной. Он по-прежнему был скован японцем.
Марат мирно подошел и бросил Толику зло и требовательно:
– Ты чего здесь ошиваешься?!
При этом он кинул взгляд на Наоки Саяро. Когда он это сделал и собрался было отчитать Толика, в следующее мгновение обернулся снова и внимательно осмотрел японца с головы до ног. Японец терпеливо дал себя обследовать и разрешил вопрос сразу:
– Наоки Саяро, тот, с которым как я понял, вы хотели познакомиться.
Теперь на лице Марата отобразилось удивление и растерянность.
– Так это вы взорвали... извините... – растерянность Марата постепенно перешла в откровенный испуг.
Наоки Саяро равнодушно ответил:
– Вы правы. Это я. Я вот тут уговариваю вашего подопечного пойти в милицию. Покаяться.
Марат секунду-две молчал, соображая, но не найдя подходящих аргументов, сказал наугад:
– И вам тоже.
– Согласен. Но я это сделаю позже. У меня здесь еще одно незаконченное дело. А может и не одно. Очищение огнем. Впрочем, давайте поговорим о вас, – с этими словами он прощальным жестом положил ладонь на плечо Толика и, повернувшись, пошел с Маратом в сторону вагончика.
Толик неожиданно получил свободу. Охватившее его смятение нашло выход. Теперь он, не стесняясь, почти бегом бросился к трассе ловить попутную машину.
Глава 24
Лида никак не могла зажечь зажигалку. Покупатель с нетерпением смотрел на девушку, видно только из уважения к взволнованной молоденькой красивой продавщице. Но то, что произошло в следующую
