– А ты не находишь, что, так как ты говоришь, легко жить? – вдруг перешел он на «ты».

– Нахожу. Я знаю, а не нахожу.

– Что-то по тебе не видно.

– Я исключение.

– Почему?

Татьяна пожала плечами, потянула с ответом:

– Есть причина. Сама не знаю.

– Тебе мужик нужен, Танюша. Вот твоя причина, – заметил Евгений Константинович, открывая дверь машины.

Татьяна остановилась, словно засомневалась – садиться ей в эту машину или не садиться. Новиков тоже в ожидании стоял молча и смотрел на Татьяну. Опять «мужик», опять напоминание о прошлом, снова Роберт Корнев... Так, подруга, ты все свое достижение потеряешь в момент, и на том будет окончательный конец твоей самоуверенной жизни, родительского зачаточного эксперимента на Земле. Кстати, а откуда ему известно, что ей нужен мужик? А может быть, он у нее уже есть.

– Вам известно, что я не замужем? – спросила она, неуклюже забираясь на заднее сиденье.

– Такая у меня профессия, Танюша.

– А почему вы меня называете Танюшей? – она посмотрела на него серьезно с какой-то непонятной едва уловимой надеждой во взгляде. Хотя сам вопрос по логике требовал иронии. Так ее называл муж... Роберт.

– Потому, что вы мне нравитесь, – без малейшего стеснения, но опять на «вы» нагло ответил Новиков и с улыбочкой посмотрел на водителя, крепыша лет сорока. – Кстати, знакомьтесь. Это дядя Сергей Витальевич. Водитель первого класса. Не женат. А это Таня. Богом посланный нам помощник. Вы действительно ничего не боитесь и мне искренне помогаете, – вернулся он снова к начатому разговору, – это мне льстит. Вам нравится это слово – «льстит»?

– Не совсем.

– Тогда «претит»?

– Это другое дело.

– А как вам «вдохновляет»?

Татьяна улыбнулась:

– Вот это и есть «льстит». В этом виде оно мне совсем не нравится.

– А как вам Марат? – неожиданно спросил.

– Я мало его знаю. Его ребята приходят, приносят товар, забирают товар, за деньгами приходит он сам. Я у него работаю недавно, несколько месяцев.

– Он интересовался о случившемся?

– Нет. Но перед убийством просил сообщить, если я увижу Великого Йога. Хотел с ним встретиться. Оставил мобильник.

Татьяне снова стало не по себе. На ум пришла утренняя встреча с Наоки Саяро. Снова полезли мысли. Она замкнулась. Где-то в пространстве звучал голос следователя, что-то он спрашивал, не дождавшись ответа, снова спрашивал, потом внимательно посмотрел на Татьяну и замолчал. От этого она проснулась. От Тишины. Ничего нет прекраснее тишины! Во время тишины сознание пробуждается. Уйди в тишину, чтобы услышать ее прекрасный звук! И, кажется, Новиков это понял.

Приехали неожиданно быстро. Зашли в металлические двери. Прохладно. Татьяна сказала бы даже – холодно. Не от окружающей температуры, от окружающей обстановки. Это морг.

Когда выдвинули сейф с тем, что лежало под белой простыней, Евгений Константинович подошел поближе к Татьяне, осторожно сзади придержал ее за локоть и подвел к изголовью покойника.

– Таня, вы должны сосредоточиться и уверенно сказать кто это. О ком я говорю, вы знаете, – произнес он официальным голосом.

Татьяна кивнула. Новиков взглядом дал знак санитару в сером вылинявшем халате, тот медленно двумя пальцами открыл лицо покойника. Она посмотрела. Вначале не поверилось. Казалось, над ней решили пошутить сверстники-малолетки, как было в детстве. Испытать на выдержку, пощекотать нервы. Не хватало кладбища, полутемной лунной ночи, и шаманского финта с большими куклами – одна из них живая, другая мертвая. Одна два часа назад в образе Наоки Саяро стояла возле прилавка и буднично говорила с Татьяной о жизни, другая в том же облике лежит сейчас на металлической тележке и молчит.

Татьяна чувствовала, что с ней что-то происходит нехорошее. Обросшее бородой лицо Великого Йога вместе с простыней поплыло в сторону. Нужно было как-то удержаться на месте и не свалиться тут же рядом. Предметов, за что можно было уцепиться, не было. Осталась только фраза, – крутилась в голове, – спокойная и уверенная фраза Евгения Константиновича. Татьяна подумала, что, как и всегда, лучшей опоры, чем слово человека, в которого веришь, не бывает, и сосредоточилась на этом слове. Теперь все вернулось на место. Перед ней снова лежала голова Великого Йога, только чистая, не выпачканная кровью и пылью, с лицом, которое ожидало ее пристального взгляда. У левого виска выразительная родинка, какую она запомнила еще при первой встрече в Общине. Но всматриваться в лицо йога она не торопилась.

Татьяна обернулась к Евгению Константиновичу. Он тепло пожал ее предплечье своей широкой ладонью и показал на металлический ящик. И тогда она собрала все силы и вымолвила:

– Это Он.

– Вы не ошибаетесь?

– Нет. Его зовут Наоки Саяро.

Новиков освободил руки, поддерживающие Татьяну, и вынул из бокового кармана карточку. На ней красивым почерком от руки значилось: «Доктор Наук, Гуру Наоки Саяро. Международная Ассоциация Совершенства Разума, г. Майами». К ней скрепкой прикреплена фотография уже неживого йога с закрытыми глазами. Татьяна внимательно посмотрела на изображение, и оно ей показалось таким знакомым и родным. Сквозь узкий прищур глаз Великий Йог внимательно смотрел на Татьяну. Внимательно и участливо. Все, удерживающее до этого момента, отпустило ее. Исчезло и само лицо Йога, и карточка, и руки Евгения Константиновича держащие карточку. Татьяна уходила вниз в провал.

Ее подхватил Новиков уже почти на полу. Реакция у него, конечно, отменная. Да он не только не скрывал этого от посторонних. Он тайно гордился этим. Первый раз его неосознанную реакцию оценили, когда очень давно работал шофером в Отделении Шатунского района. Там кто-то его назвал «миллиметровщиком». В мгновенной остановке впереди идущего на скорости Жигули непонятно как он ушел вправо и впритирку пронесся между затормозившей и встречной машиной. «Миллиметровщик» – так за ним эта кличка и осталась. Татьяну он подхватил налету, словно куклу, – легко. Вынес на свежий воздух. Подержал на руках возле открытой дверцы машины. Сергей выскочил из салона, растерянный. Еще бы! Завел огромный, как медведь, мужик, каким был Новиков, несчастную живую женщину в морг и... назад принес на руках полумертвую.

Потом ее уложили на заднее сиденье, молча ехали в Отделение. Проснулась Татьяна на полпути. Села, достала из сумочки косметичку. Открыв зеркальце, принялась вытирать водой лицо, подкрашивать губы, наводить тени – тихо возилась одна на широком сидении, словно кроме нее вокруг никого не было. И не было обморока – то ли от голода, то ли от дикого желания сделать так, чтобы всем было хорошо, то ли после провального сна, в котором отсутствуют видения. Тогда что это было?

– Оклемалась? – Новиков открыл «бардачек». Вместо бардака в прямом смысле