Горизонтально вытянутый сухой сук можно было спилить, ежевичные плети, хилые из-за постоянной тени, вырубить, слой прелой листвы убрать, но, к сожалению, посреди планируемой «гостиной» торчал гранитный валун, и сдвинуть его с места не представлялось никакой возможности.
В разгар наших споров о масштабах грядущих работ, я была за их начало, Кирилл против, к нам в лагерь пришел Володя и затеял очень странный разговор. Суть его в нескольких словах сводилась к следующему: «А почему бы нам, не взять на Саргардоне в аренду несколько соток земли!»
- А можно?
- Почему же нельзя? Вокруг нас три пасеки. Как вы думаете, на каком основании у них тут дома?
- Ну, дома! – не согласилась я, - дома – слишком сильно сказано.
- Хорошо, согласен, халупы, но они построены. И сколько лет стоят?
- Да сколько мы здесь себя помним.
Действительно, вокруг кордона стояло три пасеки. Одна, недавняя неподалеку от нас, отгороженная от дороги штакетником, с деревянным сборным домиком, небольшим наполовину заброшенным огородом и ульями. Хозяин бывал наездами, в особую дружбу ни с кем не входил, так: «Здрасте - до свидания». Мы тоже в его дела не вмешивались.
Другая пасека находилась с противоположной стороны дороги, в небольшой ложбинке между лугом и Саргардоном. Мы были знакомы с пасечником, ходили к нему за медом, но в последнюю снежную зиму его участок накрыло лавиной.
Она сошла с противоположного крутого распадка, перекрыла Акбулак, и страшной ударной волной повалила крошечную избушку и старые тополя. Деревья сломались, как спички, ульи оказались погребенными под толстым слоем снега. Но пчелы не погибли. Они дождались ранней весны и хозяина. Снег разгребли, пчелиные домики увезли куда-то на новое место. Глядя на опустевшую пасеку, Алик качал головой:
- А ведь говорили ему, здесь опасно, нет, куда там, авось пронесет.
Так и осталось то место пустым, заваленным обломками веток, со стволами поверженных тополей, да открылась нашему взору точка слияния Акбулака и Саргардона.
Третья пасека принадлежала Косте и его жене Акбулакской Мадонне. Как ее звали на самом деле, честное слово, не знаю, но прозвищем она обязана была Алику. По поводу чего они поссорились, теперь уже никто и не вспомнит, но ссора была, и результатом ее явилось новое имя – Акбулакская Мадонна. С несколько иронической интонацией, мол, тоже мне, Мадонна!
Ну-у, у нее и Кости совершенно другое дело, у них было отличное хозяйство! Располагалось оно вдоль спуска на небольшую поляну, где мы стояли в год, когда под ногами Кирилла качались «живые» камни. Пасека уже тогда была, заросшая с дороги поверх штакетника густым переплетением зелени, защищенная с другой стороны Акбулаком.
У Мадонны все росло, все цвело, все плодоносило, Костя накачивал полные фляги душистого меду. Домик был сложен из самана, оштукатурен и чисто выбелен, ульи стояли ровными рядами, вокруг них вились золотые пчелки.
Ни у Мадонны, ни у Кости мед мы не покупали. Они качали втихую и немедленно увозили в Ташкент на продажу тяжеленные фляги.
Самый вкусный, можно сказать, роскошный, высокогорный мед привозил нам Саидберды.
Проездом с дальнего кордона в Бричмуллу останавливался возле лагеря, не слезая с коня, протягивал мне баклажку, пронизанную янтарем и солнцем, и сразу уезжал, отложив расчет до следующего раза.
Но я отвлеклась от серьезного разговора с Володей.
- Хорошо, - сказал Кирилл, - у них пасеки, а нам на каком основании вдруг дадут землю в аренду.
- Тоже под пасеку. И деревья надо будет посадить, какие хочешь, это одно из условий.
- Знаешь, - усмехнулся Кирилл, - кем только я в своей жизни не был, теперь лишь пчел для полноты счастья не хватает.
- Послушай, - сморщился Володя, - кто тебя будет проверять? Ты оформи документы, начни строительство дома, а там…
Я загорелась.
- Кирилл, давай! Что тут раздумывать? Ты представляешь, мы останемся здесь навсегда!
- И нас похоронят на Абдаке под арчой, забросав розами и ветками дуба.
- Ну, зачем ты так? – обиделась я, - главное, нас никто не сможет согнать с места!
Но тут в разговор вклинилась Наташка.
- Какой дом! Вы на даче ничего за двадцать пять лет не построили! – подсела к столу, положила подбородок на кулачки, - Владимир Андреевич, милые родители, вы издевались над Зябликом с его дворцами, а сами? Чем вы от него отличаетесь?
- Знаешь, Наташа, - отозвался Володя и сердито прищурился, - вот когда эти Зяблики рано или поздно проведут сюда асфальт и загребут всю округу, не под дворцы, нет, дворцов здесь не станут строить, здесь поставят заборы и огородят все доступные места. Что ты тогда запоешь? Наконец, строительство. Да тяните время сколько угодно. Главное, забить за собой место. А там, посади несколько деревьев, ставь палатку и живи хоть до конца своих дней, как говорит твоя мама.
Мы переглянулись. А что? Это мысль. Будем приезжать каждое лето, как прежде жить под открытым небом, а там, кто знает, может, и халупу какую-нибудь возведем. И уже стал нам казаться наш лагерь, при всей его ухоженности, тесным и неудобным, а, главное, бесперспективным.
Да к тому же, в разговоре промелькнула не до конца осознанная мысль. Мы получим аренду, и первое, что сделает Володя - отгородит свою полянку. Тогда за дровами вверх по Саргардону мы уже не сможем пройти. Надо будет обходить кордон, далеко огибать его участок, раздражаться при этом: «Черт, наставили тут штакетников, ни пройти, ни проехать!»
И Кирилл дал обещание Володе хорошо подумать над его предложением и осенью вместе с ним поехать в лесхоз за информацией, а там, как знать, и документы оформить.
Не откладывая дела в долгий ящик, мы стали искать участок под аренду.
Ровную площадку, соток так на пять-шесть, найти в горах нелегко, да еще с условием, чтобы она находилась неподалеку от кордона. Хозяйство разрастется, не будем же мы всякий раз все возить на своем горбу, вернее, на багажнике автомобиля. А так, оставим в сарайчике у Хасана Терентьевича, он и присмотрит за барахлишком. Или у Алика.
В один из поисковых дней я отправилась одна вниз по дороге, она проходила здесь по краю обрыва. Отошла от кордона метров на сто и остановилась. Какое-то не вполне естественное положение вершин нескольких деревьев привлекло мое внимание. Их отделяли от дороги густые ежевичные заросли. Я внимательно пригляделась, и поняла, что дорасти сюда снизу, с берега, они никак не могли. Это не секвойи. Значит, там есть уступ!
Я стала продираться сквозь ежевичные дебри. Нелегкое это
