С деревьев на старую, пожухлую траву медленно падали пожелтелые, блеклые листья. И сама осень в горах была неяркой, застенчивой. Нет, на кордоне пламенели багрянцем заросли вишняка, ярко алели виноградные листья, сквозь них виднелись на лозах так и не вызревшие мелкие кисточки кишмиша, но на всем остальном пространстве ущелья ярких цветов не было. Лишь арчовники, освеженные первыми осенними дождиками, зеленели и важно шевелили мохнатыми ветвями.
Вера назвала эту осень серебряной, и с нею немедленно согласились.
Шли по дороге, а затем по тропе к водопаду «Слезки». Там девочки подставляли под сияющую хрусталем капель смеющиеся мордашки, пытались напиться, потом отскакивали в сторону с мокрыми руками и щеками, весело хохотали. Их заставляли вытереться чьим-то носовым платком, и просили не подходить так близко к воде, чтобы не промочить ноги.
В полдень находили уютное место, где-нибудь на припеке, под открытым небом; располагались на отдых, съедали принесенные с собой бутерброды и разогретую на костерке тушенку. Дружок терпеливо ждал, едва заметно подрагивал от нетерпения ляжками. Получив порцию хлеба, смоченного ароматным мясным соком, вежливо отходил в сторону, ложился в сухую траву и, не торопясь, съедал все до крошки.
В легких сумерках возвращались на кордон, готовили на очаге ужин, после, зажигали висевшую над столом во дворе керосиновую лампу, отчего пространство мгновенно сужалось, горы переставали быть видимыми, а наши лица в этом освещении начинали казаться удивительным образом помолодевшими, хоть и лет нам в ту пору, если хорошенько вдуматься, было совсем немного.
Но я собиралась рассказать совсем о другом времени, о последней осенней поездке на Акбулак.
Мы ехали и восхищались новой дорогой. Она стала шире, не так страшно было смотреть вниз, на Чаткал, по-осеннему мирный. Он тихо нес вдаль изумрудные воды, медленно кружил в водоворотах нападавшие желтые листья.
Уже предвкушалась встреча с любимыми местами, уже мы начали ждать, когда появится вдали Большой шлем, как вдруг, на подступах к Караарче, буквально на ровном месте, машина стала дергаться и остановилась.
Было три часа дня. Мы вышли из «Москвича». Кирилл Владимирович открыл капот и погрузился в мотор, а Наташа повела сына к реке бросать в воду камешки. Потом мы терпеливо ждали, когда дадут команду садиться, но команды все не было и не было. Солнце давно ушло, стало смеркаться. Я сказала:
- Вот что, скоро стемнеет, поэтому предлагаю разжечь костер, подогреть ужин и ночевать здесь, на месте.
- И что же, палатку ставить? – с сомнением огляделся Кирилл, - да тут и негде, одни камни.
У меня был готов ответ на все.
- Зачем, палатку, переночуем в машине.
Надо сказать, мой заботливый муж уже давно сумел так оборудовать салон «Москвича», что ночлег в нем на случай, если приедут гости, и в палатке все не поместятся, был не просто возможным, но даже комфортным. Для этого раскладывались сиденья, между ними клались выпиленные нужного размера доски, на них специальный, узкий тюфячок, а уже сверху матрасы и одеяла. Получалось мягкое ровное спальное место на троих, поднятое довольно высоко, вровень с окнами. Наружу торчал лишь рычаг переключения скоростей, да над сиденьем водителя нависал руль.
Мы оборудовали ночлег, потом сложили на скорую руку очаг, развели огонь и поставили на камни казан с заранее приготовленной едой. Вскоре по всей округе разлился аромат осенних, ярко-алых фаршированных перцев.
Поужинали, остатки убрали в багажник, посидели у костра, Сереже это доставило особую радость. Наташа научила его поджигать конец тонкой палочки, потом сбивать огонек и размахивать ею, вычерчивая в темноте красным угольком круги, зигзаги и змейки. Наконец он угомонился, и мы стали укладываться.
Не такой длинной, как остальные, поперечное место головой под руль досталось мне. Наташа и Кирилл с Сережкой в середине, улеглись вдоль сидений, свернувшись калачиком каждый. Я не учла, что со временем им захочется распрямиться и вытянуть затекшие ноги.
Проснулась в ночи, и в первую минуту ничего не могла понять. Каким-то образом, скрученная в штопор, согнутая пополам, я оказалась втиснутой в узкое пространство под бардачком, наполовину висящая над полом. Само собой разумеется, я стала пытаться принять более адекватное положение, само собой разумеется, у меня ничего не получилось. Я плотно застряла кормой.
Тогда, вывернув шею, разглядела в полумраке дверной подлокотник, схватилась за него, подтянулась и выдернула себя, как пробку из бутылки, на волю. Села, успев при этом крепко треснуться головой о руль, и тихо-тихо, чтобы никого не разбудить, открыла дверь и выползла ногами вперед наружу.
В первый миг показалось, что уже светает, но я ошиблась. В середине неба, прямо над головой, ярко светила едва начавшая убывать луна. Горы, равнодушные к нашему присутствию подставляли бока лунному сиянию, шла таинственная игра света и тени, тихо журчала по камням упавшая вода в Акбулаке. Настолько тихо, что уже невозможно было услышать торжественные хоралы, звучавшие в ушах в пору Большой воды.
Эти хоралы не были слуховой галлюцинацией, их слышали все, видно их порождал несмолкающий шум реки. Сперва возникала монотонная, тусклая мелодия, потом - разноголосое пение без слов, чудились низкие мужские голоса, высокие женские.
В иные ночи на Саргардоне, в стороне серых скал на противоположном берегу у слияния с Акбулаком, слышалось нежное сопрано. Странно и тревожно звучал одинокий голос на фоне низко звучавшего хора. Казалось, то летает по ночам над рекой, мечется и не находит покоя чья-то одинокая душа.
Вылезая из машины, я схватила лежавшую под головой куртку, оделась, и решила провести остаток ночи, сидя на камне и созерцая луну, но внезапно почувствовала, что нахожусь здесь не одна. С ближней осыпи, сверху, вдруг посыпались мелкие камешки и послышались чьи-то грузные шаги. В какой-то момент показалось, будто я вижу темный силуэт. Не знаю, кто это был: горный козел, медведь или одичавшая сторожевая собака, - меня словно ветром сдуло. Не помню, как очутилась в машине, и стала пытаться потихоньку притянуть и закрыть дверь. Но она никак не хотела закрываться.
- Да хлопни ты ею, все равно всех разбудила, - проворчал сонный Кирилл.
- А вы подберите свои конечности, совершенно спать невозможно, - огрызнулась я.
Все проснулись, когда совсем рассвело, и над горами зарозовел восток. Как ни странно, мы хорошо выспались, дружно побежали умываться, а потом приготовили завтрак. Все это без суеты, потому что торопиться было некуда – целый день впереди. Но не успел Кирилл снова открыть капот и погрузиться в работу по выявлению причин нашей аварии, как вдали послышался рокот могучего двигателя, и вскоре возле нас