Как правило, одевши куртки и теплые кофты, мы шли с ними на камни встречать луну, сидели, тихо переговаривались, ждали, когда она, еще невидимая за горами, поднимется выше и озарит вершины противоположных склонов.
Как правило, наши дорогие мужья на лунные бдения с нами не ходили. Оставшись в лагере полновластными хозяевами, на быструю руку соображали легкую закуску, доставали заветную, бутылку водки или, если еще оставалось, домашнего, из выращенного на собственных дачах винограда, темного, как кровь дракона, вина, усаживались вокруг врытого в землю длинного дощатого стола и…
О, ты, современный, высокообразованный читатель, как, по-твоему, о чем в середине семидесятых годов, в эпоху застывшего, анекдотического безвременья могла говорить за доброй рюмкой компания из семи-восьми инженеров-единомышленников на отдыхе в горах, среди очарованной красоты, среди дикой живой природы? О политике? Да. Говорили. Слушали «голоса». В горах они прекрасно ловились, без всяких помех. Не таясь, рассказывали анекдоты про Брежнева. Но не это главное. Спорили до хрипоты, вплоть до срыва голосовых связок, не могли угомониться далеко за полночь… О чем? О чем? Да о работе же, о, мой непонятливый, бесценный читатель.
Филологическое образование не позволяло мне вникнуть в тайну этих споров, и я даже иной раз завидовала Алисе Григорьевне и Вере, и всем остальным инженершам, когда они с полным пониманием сути дела переговаривались между собой на их языке, непонятном мне, непосвященной.
В те далекие и совершенно непостижимые с современной точки зрения времена их больше всего на свете волновало орошение Голодной Степи и, в связи с ним, какая-то загадочная «пресная подушка». Я так часто слышала это странное словосочетание, что мне однажды приснилась во сне наволочка в синенький цветочек, набитая до отказа неизвестно чем, но необычайно пресным.
- Объясни ты мне, ради Бога, о чем вы спорите? Что за «пресная подушка»? – взмолилась я однажды.
И муж мне объяснил. Попробую перевести его высоконаучную речь на общепринятый, современный русский язык.
Итак. Существовало в ту пору (сейчас тоже существует) на территории Голодной степи немалое количество нераспаханных, засоленных земель. На них ничего не сажали, потому что на них ничего не росло. Ученые мелиораторы, не только в Ташкенте, но и в Москве, долго думали, как бы оросить эти солончаки, и придумали «пресную подушку». Этим термином они обозначали пласт чистой, пригодной для роста растений «живой» воды. На определенной глубине залегания он должен был защитить плодородный слой почвы от воды «мертвой», соленой. Чтобы получить «пресную подушку», следовало промыть соли на полях и построить дренаж. Но вначале произвести точные расчеты требуемой воды для промывки, требуемого количества дренажных труб. Это, так сказать, в двух словах. На самом деле, на пути внедрения, как тогда говорили, передового метода земледелия, стояло великое множество непреодолимых трудностей.
Вот наши инженеры и спорили на тему, каким же способом их лучше всего преодолеть. Но особенно жаркие баталии происходили, когда на Большой поляне появлялся Григорий Николаевич Астахов, руководитель отдела по внедрению именно «пресной подушки».
Один вечер, а точнее сказать, ночь, особенно запомнилась в связи не столько с проблемами передовых методов орошения, сколько с Гришиными ботинками. Сразу, как приехал и поставил палатку-малютку, он стал показывать новые, специально для гор купленные, без всякого сомнения, импортные, замечательные ботинки.
- Нет, вы только посмотрите, какой каблук! А? Подошва! Кожа какая! Таким ботинкам никогда сносу не будет!
Мы стояли вокруг него и разглядывали, действительно, прекрасные ботинки на толстой рифленой подошве.
Я проснулась среди ночи, - разбудили громкие голоса. Сквозь полог палатки просвечивал тусклый свет керосиновой лампы, висевшей на горизонтально протянутой ветке боярышника над столом.
«Черти, - подумала я, - выжгут весь керосин, придется идти на кордон, клянчить у Алика солярку».
Спорщики совершенно забыли о спящем лагере, Астахов гремел великолепно поставленным басом, покрывая инфракрасным звучанием тенор Вадима Бороды. Голоса моего мужа я, как всегда, не слышала, в жаркой перебранке он не участвовал.
Не в этот раз, раньше, я спросила его:
- Ты почему молчишь, как убитый, тебя же это тоже касается.
- А мне нечего сказать, я в мелиорации пока не знаток, и даже до конца еще не решил, перейду к Гришке или не перейду.
- Но если ты не знаток, зачем ты ему тогда нужен?
- Ему нужны математические мозги, а у кого он их может найти, если не у меня?
- Ну, от скромности ты не умрешь, - посмотрела я на него с сомнением.
- На том стоим, - отозвался он.
Прошло сколько-то лет, и Кирилл Владимирович стал знатоком не только в области высшей математики, но и мелиорации. Он всегда с благодарностью вспоминал школу Астахова, но в те времена до этих высот было еще далеко.
Гришин голос гремел:
- Твои аргументы не обоснованы, а на эмоции ты меня не возьмешь…
- Мои аргументы как раз таки очень обоснованы, - старался перекричать его Борода.
- Хорошо, тогда давай по пунктам.
- Давай! Первое. Ты предлагаешь осенние промывки полей. А ты подумал, какими глазами на тебя посмотрит председатель колхоза, если ты предложишь ему зря тратить воду…
- Стоп! Во-первых, не зря, во-вторых, он должен понять, что это делается для его же блага, что с засоленного поля он ни хрена не получит.
- Хорошо, промыл. Куда ты денешь сток? Сбросишь в Сырдарью?
- Подожди, я не понял, ты, что против освоения Голодной степи?
Я оделась и выбралась из палатки, подошла к столу с остатками пиршества и пустыми бутылками.
- О, - обрадовался Гриша, - Виктория пришла. Садись с нами. Хочешь, я тебе рюмочку налью.
- Не нальешь, все выпили, - поднял и проверил на свет пустую бутылку Саша Безбородько.
- Как это, нет, у меня в палатке есть вино, я сейчас принесу.
Но я остановила его порыв.
- Не надо, Гриша, я все равно пить не буду, а вам всем пора на покой. Галдите, как ненормальные, особенно ты!
- Да, да, - согласился Гриша, - мы все спорим, спорим… а хочешь, я тебе Блока почитаю. Ты же любишь Блока, - и загудел басом, - «Русь опоясана реками и дебрями окружена»…
- Так, - появилась из темноты Вера, - Григорий Николаевич наклюкался до Блока.
- Ну, все, - огорчился Борода, - женщины пришли, закрывай лавочку.
- Вашу лавочку давно надо прикрыть, детей разбудите.
Все стали расходиться, Гриша с трудом выбрался из-за стола и, тяжело ступая нетвердыми ногами, обутыми в новые ботинки, направился в сторону симпатичного дощатого строения, уже год,
