Так что мы посмеялись и стали объяснять Ирине, что переделаем для нее другую зайку, раздобудем розовую шкурку, и будет она лучше прежнего.

Она даже говорить с нами не хотела.

Мы бы оставили ее в покое и ушли, но тут по аварийной трансляции зазвучал голосок.

— Ой, мамочка, ой, мамочка, мне страшно! — звало дитя.

Мы прекрасно знали, что детей на орбитальной нет, но растерялись, даже перепугались.

А Ирина где стояла — там и упала.

Это был обморок, и все мы знали, как оказывать первую помощь, но все словно окаменели.

Говорят, в старые добрые времена на орбитальных были врачи. Сейчас их заменили диагностическими комплексами. В самом скверном случае мы могли использовать реанимационный бокс и держать там больного в искусственной коме, пока за ним не пришлют катер с большого транспорта. Так что человек с дипломом врача не очень–то нужен.

Но мы не сразу привели Ирину в чувство. Проделывая все манипуляции, мы тихо ругали начальство, лишившее нас живого доктора.

Детский голосок меж тем то пропадал, то опять возникал и жалобно звал на помощь. Психика у нас крепкая, но эти стоны уже начали раздражать. Тем более что шли они из аварийной трансляции.

— Чья работа? — спросил Яромир. — Ну вот чья это работа?

Ему не ответили.

Все это казалось нам дурацкой шуткой, пока Ирина не пришла в себя и не зарыдала. На трассах редко случаются истерики, хотя от сорок шестой всего можно ожидать. И женщины, с которыми мы встречались на трассах, были какими угодно, и веселыми, и злобными, только не истеричными.

А тут еще рыдает и не может остановиться штатный психолог–соционист. Человек, который сам должен нас при необходимости приводить в человеческий вид.

— Что–то с этой зайкой не так, — сказал Сигурд. — Надо бы разобраться.

— Сперва надо отключить аварийную трансляцию, — догадался Иржи. — Сигурд, действуй, а мы доставим девочку в каюту.

В Ирининой каюте мы кое–что начали понимать.

Конечно, нехорошо шарить в чужих вещах. Но мы активизировали голографическую нишу. Там были простенькие записи — дети, играющие в саду, на пляже и в Парке приключений. Мы знали, что такие парки построили всюду, но бывал там только Яромир, он и опознал местность. И у него хватило ума поискать данные в информатории.

Мы потихоньку скопировали сюжеты, и Яромир скрылся из каюты. Мы отпаивали Ирину водой, но тщетно.

Когда Яромир вернулся, на нем лица не было.

— Я в последний раз спрашиваю — чья работа?

Мы молчали.

— Пусть тот, кто перенастроил зайку, активизирует чип и вытаскивает робота оттуда, куда загнал. Иначе… иначе я за себя не ручаюсь! Я ведь могу добраться до него сканером и идентифицировать последнего наладчика!

— Яр, ты чего кричишь? — спросил Иржи. — Мало нам Ирины…

— Иржи, иди ко мне в каюту. Там в нише — последняя запись, прокрути. И сразу возвращайся.

Мы все по очереди ходили туда смотреть запись.

Ничего более страшного я в жизни не видел — а я был на Тауринде, когда взорвалась система шахт.

У нее было двое детей. Она отпустила их с воспитателем на какие–то идиотские круговые качели, а сама пила коктейль с подругой, когда Парк приключений начал рушиться.

Потом выяснилось — умалишенный, неспособный сложить два и два, решил устроить на крыше Парка приключений висячий сад. Рабочие подняли туда камни и ящики с гидропонным оборудованием. Чтобы освободить себе побольше места, они все это сложили как раз в той части крыши, которая не могла бы выдержать и половинной нагрузки.

Ирина вместе с другими женщинами спасала детей, вытаскивала их из–под падающих обломков. Нескольких спасла — но не своих. Свои погибли.

Остались только записи.

Использовав то, что нашлось в нише у Ирины, Яромир откопал историю того Парка приключений. И все мы увидели у него в каюте страшные записи.

— Что–то у нее было связано с этой зайкой, — сказал Иржи. — Игрушкой ее ребенка зайка быть не могла.

— Сходство? — предположил Сигурд. — Надо посмотреть в каталогах…

— Думаешь, в нашем информатории есть каталоги детских игрушек? — спросил Яромир. — Наверно, у детей было что–то похожее. В общем, нужно вытаскивать эту зайку оттуда, куда ее загнал один из нас. Кто, ребята? Вот кто это сделал?

— Не имеет значения, Яр, — Марк вздохнул. — Важен результат. А результат мерзкий. Я бы переодел одну из заек в розовый мех и принес Ирине. Сказал бы, что вот — поймали, нашли… Если это хоть как–то ее успокоит.

— Хуже бы не вышло, — проворчал Сигурд. — Если она догадается… Мало ли какие у той зайки приметы…

— Я бы попробовал, — не унимался Марк. — Скажем, что повредили, пока доставали.

— Он прав, — поддержал Иржи. — Но где здесь взять розовый мех?

— Покрасить белую зайку! — догадался Марк. — У меня есть реактивы. Надо попробовать.

Я все поглядывал в сторону Этьена. Он, как всегда, отмалчивался. И чем дольше он молчал, тем яснее я понимал — его работа.

Мы уже трудились вместе на сорок третьей трассе, и я знал, что Этьен — злопамятный.

Он был оператором больших принтеров — значит, в настройке техники разбирался и работать с программами, менять в них блоки и приспосабливать их к нуждам заказчика умел. Марк знал только свое оборудование. Яромир был разведчиком, умеющим работать на грунте. Иржи — специалист по строительным работам, Сигурд — механик, сам я ксенобиолог. Так получалось, что главный кандидат — Этьен. А начальник орбитальной, Кино Цураюки и бортинженер Отто Вайскоп с нами практически не общались — тем более не сидели в релакс–зоне и не баловались с зайками.

Яромир и Марк пошли откапывать в багаже контейнеры с реактивами. Иржи остался в каюте Ирины — на случай, если наш психолог–соционист, едва успокоившись, вновь начнет рыдать.

Я подозвал Сигурда и сказал одно слово:

— Этьен.

— Да, — ответил Сигурд.

Стало быть, не я один тут умный…

Этьен заговорил, когда Марк с Яромиром предъявили нам окрашенную в розовый цвет зайку. Вид у нее был страшненький.

— Да вы что, очумели? — спросил Сигурд. — Она это увидит и заикаться начнет. Надо активизировать чип, ребята. А потом выманить наружу робота.

— А если он израсходовал весь аккум? Там же емкость — с тараканий хвост. Эта чертова зайка тут так скакала! И неизвестно, куда ее занесло. И вопила она дурным голосом, — напомнил Иржи.

Мы стали спорить — насколько хватит аккума в условиях, приближенных к боевым. Этьен слушал, слушал и вдруг заговорил.

— Да вы что, с ума все посходили? — спросил он.

— Так! — Иржи, самый старший, жестом приказал