Таксист внимательно посмотрел на меня и замолчал.

Так и доехали.

Странное, сросшееся корпусами, словно Трёхтелый боками, здание я видел в первый раз. Оно было заброшено уже много лет – такое видно сразу по тоскливым провалам окон, выцветшим облупившимся стенам, мусору вокруг. По неопределимому, но явному ощущению чужеродности пространства вокруг гигантских корпусов.

Я обошел больницу кругом.

Долго стоял, смотрел в пустые окна.

В одном из них колыхалось серое скользкое полотнище.

Александр Золотько

Имя – не важно

Мальчику было пять лет, звали его Стас, и он с мамой ехал от бабушки Жени. К папе и старшей сестре Наташе. На все вопросы Стас отвечал рассудительно, серьезно и толково. Назвал свою фамилию, адрес. Только вот не мог сказать, где сейчас его мама.

Вот только что она была во-он там! Сказала, чтобы Стас подождал в проходе, а сама пошла за багажом. Он у них стоял в камере хранения номер сто пять, пока мама со Стасом гуляли по городу. У них скоро поезд.

Старший сержант Соколов кивнул. До поезда оставалось еще пятнадцать минут. Только вот мамы не было. А багаж – чемодан и две большие полосатые сумки, именуемые обычно «мечта оккупанта», стояли на полу возле ячеек камеры хранения, одна из них с номером «сто пять» была открыта, а мамы не было.

– А где моя мама? – спросил мальчик.

Соколов оглянулся беспомощно на своего напарника, тот вздохнул и отвернулся.

– Та-ак… – протянул Соколов. – Стас, ты тут побудь вот с дядей… с дядей Сережей Павловым. В сторонке. А я схожу, пусть объявят по радио. Найдется твоя мама.

По радио объявили несколько раз, но мама так и не нашлась.

Вещи отнесли в линейное отделение милиции, мальчишку отвели туда же, угостив по дороге мороженым. Патрульные остались на месте, в автоматической камере хранения.

– Куда она могла подеваться? – спросил Соколов, разглядывая пустую ячейку «сто пять».

Из ячейки пахло пылью, чем-то прокисшим и еще будто бы химическим.

– Может, сбежала? – снова спросил Соколов. – Завела себе какого-то хахаля и того… Кукушка, блин. Знаешь, у меня у соседей…

– Без паспорта убежала? – поинтересовался Павлов. – Ты же ее сумки смотрел, документы – на месте. Вещи ее личные, белье…

– Это да. Так не бегут. Ребенка бросить могут, но чтобы без паспорта и шмоток… Деньги у нее в лифчике были, ясно, а вот паспорт… – Соколов снял шапку, пригладил волосы. – Да и как бы она вышла?

Незаметно выйти у Трофимовой Ольги Ивановны, тысяча девятьсот пятьдесят второго года рождения, матери двух детей, из камеры хранения не получалось – выход был один. От центрального прохода в стороны расходилось несколько отделений, обойти ячейки можно было и с обратной стороны, но выйти из помещения можно было только в одном месте. И мальчик стоял как раз посреди центрального прохода. Мимо него мама никак пройти не могла.

И спрятаться было негде.

– Кто-то сунул ее в ячейку и закрыл? – совсем уж глупость предположил Соколов.

Он был человеком простым, некоторые даже полагали его бесхитростным, такие странные вещи, как исчезновение человека в ограниченном пространстве, в его голову не вмещались.

– Угу, – Павлов посмотрел на часы. – Все уже, конец смены.

– Ты прямо домой? Перекусить не хочешь?

– На вокзале кушать собрался? Чебуреки массового поражения? Нет уж, не у всех такие желудки, как у тебя, – Павлов посмотрел на верхнюю ячейку, словно прикидывая – залезть на нее или нет. – Все, не наше это дело. Пусть следаки с операми работают, а мне – домой, ужин готовить.

– Пошли, – согласился Соколов. – Не наше это дело.

Уже сдав оружие и выйдя из отделения, Павлов вдруг посмотрел на здание вокзала и сказал тихо: «Мальчишку жалко».

– Что ж ты ляжешь, будешь делать… – невпопад ответил своей любимой присказкой Соколов. – Ну вышло так. От судьбы – это самое… Ну и найдут ее. Куда она без паспорта…

– Действительно, – Павлов посмотрел на затянутое тучами небо, поймал губами одну из редких снежинок. – Куда она денется. И мальчишка… Куда он…

И не прощаясь, Павлов ушел к трамвайной остановке.

– И в голову не бери! – крикнул ему вдогонку Соколов. – Все, не наше это дело. Забыли.

Но забыть не получилось.

Утром приехал муж пропавшей – высокий, грузный мужчина, с обветренным лицом и крепким шершавым рукопожатием. Он хотел узнать подробности. За сыном в детприемник поехала тетка, а муж хотел увидеть… понять…

– Вот он мальчишку… вашего сына нашел, – сказал начальник ЛОМа, когда Павлов вошел в его кабинет. – Он проводит, покажет… Только там смотреть нечего… Но вы – как хотите. Конечно… Мы искренне… это… Жаль, конечно…

Подполковник мучительно пытался найти формулировку – точную и не оскорбительную для мужа пропавшей. Пропала? Сбежала с другим? Исчезла?

– Заявление ваше я принял, значит, это… зарегистрируем, – подполковник похлопал ладонью по исписанному листу бумаги, лежащему на письменном столе. – Посмотрите, значит… это… место прес… происшествия, сержант Павлов все объяснит… Ты, Павлов, объясни все подробно. Соколов занят… по делу, значит, но ты же все видел…

Это…

– Покажу, – сказал Павлов. – Чего не показать?

И они пошли с мужем пропавшей в автоматическую камеру хранения.

Народу было много, кто-то спешил поставить вещи в ячейку, кто-то забирал. А кто-то сторожил, когда ячейка освободится. Приходилось ждать долго. До Нового года оставалось еще три дня, люди старались успеть закончить свои дела или закупиться к празднику. Год тысяча девятьсот девяносто третий был не из самых легких, да и на девяносто четвертый мало кто возлагал особые надежды.

– Вчера так же было? – спросил муж пропавшей. – Людно?

– Нет. Мальчишку… сына вашего нашли уже ближе к полуночи. В это время народу тут почти нет.

Сто пятая ячейка была уже занята, дверца закрыта.

– Вот тут, – сказал Павлов.

– А Стас?..

– А Стас вон там стоял, в центральном проходе. Не напротив отделения, а чуть в стороне. Его отсюда и видно не было.

– Ну да… Сколько раз говорили ему, чтобы не отходил в сторону – обязательно что-то увидит и пойдет… Говорили же… – мужчина скрипнул зубами.

Тетка с объемными пакетами толкнула его, что-то буркнула злое, но мужчина внимания на это не обратил – стоял, зажмурившись, и тер лоб ладонью. Павлов отвернулся.

– Слышь, сержант!.. Тебя как зовут? – спросил мужчина.

– Сергей, – не оборачиваясь, ответил Павлов.

– А меня Николай. Коля.

Павлов повернулся и пожал руку.

– Не могла она уйти сама, – сказал Николай с нажимом. – Не могла! Все же у нас нормально было. Мы же… Ну тяжело, но кому сейчас легко? Работа у меня есть. И она работала… Не голодали. И не было у нее никого, мы в поселке живем, там все на виду. Только подумаешь, что сделать, а бабки уже… Не было у Ольки никого… Да и с чего бы? Я не пью, на сторону не хожу… Вот честно – было один раз, так то еще до нашей старшей… Я же…

Было видно, что хочет Николай