– Да, Таммас, перед которым ты преклоняешься больше, чем думаешь сам. Ты можешь похвастаться своим семейством… Большинство женщин не способны выносить даже одного ребенка, а у твоей матери – шестеро. Две твои сестры тоже плодовиты, а юный Таммас способен стать отцом трижды, эхуани. От тебя тоже ожидают как минимум одного, а то и нескольких отпрысков. И у тебя есть этот хорошенький зверь… – Кузнец указал подбородком в сторону Рухайи, которая, оторвавшись от своих важных дел, подняла голову и продемонстрировала клыки. – Хоть ты и слишком мал и не заслуживаешь этого.
Ты хвастаешься своим роскошным мечом, обращаться с которым еще не научился, и носишь синие одежды – чтобы заслужить такие же, Джазин работает с пяти лет. Женщины в лагере уже провожают тебя глазами. У тебя есть все, и ты не оставляешь ни капли остальным.
Измай опустил голову, пытаясь сдержать слезы.
– Я так не думаю…
Рухайя лениво поднялась с песка, подошла к юноше, остановилась возле него и принялась тереться головой о его плечо.
Я тебя все равно люблю.
– Ты не задумывался об этом. Я знаю, потому что сам был молодым и твердолобым. – Старший кузнец Хадид почесал свою гладкую черепушку и дернул за одинокую прядь – отличительный знак мастеров. – Но ты уже взрослый мужчина, хочешь ты этого или нет, и несешь ответственность за свои поступки. Самое время оставить ребяческие глупости. Нас слишком мало, маленький кузен, чтобы и дальше прощать тебе детские проказы. Ты ведь понимаешь, как нас мало? Девять кузнецов на все племена. Девять, там где раньше были сотни. Не больше десятка тысяч джа’сайани и, может быть, вдвое меньше джа’акари, и то лишь потому, что среди наших женщин так мало способных к зачатию. Ты помнишь слова? «Я сражаюсь против брата…»
– «…но сражаюсь вместе с братом против кузена…» – продолжил Измай.
– «…и сражаюсь вместе с братом и кузеном против чужаков», – закончил старший кузнец Хадид. – Именно. Вот что я тебе скажу, юный Измай. Сейчас нас, зееранимов, осталось так мало, что нужно дорожить каждой каплей нашей крови. Мы все друг другу братья. Ты знаешь, отчего нас осталось так мало?
– Из-за Сандеринга.
– Верно, из-за Сандеринга. Из-за войн и землетрясений, и кое-чего похуже. Но известно ли тебе, как начался Сандеринг?
Измай никогда по-настоящему не интересовался историей.
– Из-за злого мага? – спросил он наугад. – Он навлек на землю гнев Дракона Солнца Акари или… или что-то в этом роде. Про Сандеринг ходит много легенд.
Он помнил только половину историй, которые ему рассказывали, а понимал меньше половины того, что помнил.
Старший кузнец Хадид потер лицо. Теперь он казался скорее усталым, чем злым. Усталым и грустным.
– Да, легенд много, но суть у них одна. В Атуалоне жил маг, который сам себя прозвал Ка Ату, драконьим королем. Во время войны с Синданом этот король воспользовался магией, которую называли атулфах, но ее оказалось так много, что она высосала из земли всю влагу, как высасывают из скорлупы яичный желток… а потом эта магия обернулась против него. Противостояние между драконьим королем и его противоестественной магией сотрясло землю, выжгло Кварабалу и покрыло северные пустоши льдом. Моря вышли из берегов, затопив одни места, а другие оставив без воды.
– Но ведь это было так давно, – возразил Измай. – Люди выжили и теперь стали сильнее.
– Люди-то выжили, но действительно ли они сильнее, чем были сотню лет назад? Две сотни лет? – Мужчина покачал головой. – Во времена моей прабабки родить могла каждая третья женщина. Теперь же лишь одна из четырех, а то и из пяти женщин способна выносить дитя. Вот от чего мы пытаемся защититься, Джа’Сайани, мой младший брат. Когда ты начнешь проводить перепись, ты год за годом станешь замечать, как слабеет наш народ. Мы вымираем.
Это правда, – голос Рухайи в голове у Измая звучал тягуче и печально. – То же самое среди вашаев. И среди китов, и среди кинов, и даже среди меньших тварей… Мир умирает.
Измай уставился на вашаи.
– Но… что мы можем с этим поделать?
– Что мы можем? Мы можем делать то, что делали испокон веков. Служить и защищать. Вести переписи, отмечать мужчин и женщин, которые способны давать потомство, и предлагать такие союзы, благодаря которым можно будет вырастить еще одно поколение. До сих пор этого было достаточно, или почти достаточно. – Старший кузнец Хадид положил тяжелую ладонь Измаю на плечо и посмотрел ему в глаза с таким глубоким сожалением, что юноша в страхе отступил назад.
– Но почему сейчас?… Что произошло?
– Дело не в том, что произошло, а в том, чему еще предстоит свершиться… А может, это уже началось. Измай Джа’Сайани, всем известно… о твоей симпатии… к Сулейме Джа’Акари, дочери Хафсы Азейны.
– Да…
Неужели об этом знают все? – подумал он в отчаянии.
– Сулейма была ранена. Она может умереть. – Кузнец поднял руку, предупреждая его возражения. – Да, я знаю, ты хочешь, чтобы она жила, но она может умереть по пути в Атуалон или по прибытии в город. Если же она не умрет, если выживет… что будет тогда? Что из этого выйдет, Измай, хранитель народа?
– Если она выживет…
Когда она выживет, – упрямо произнес Измай про себя.
– Полагаю, она встретится с отцом, а затем вернется домой. Она ведь джа’акари.
– Она была джа’акари, Измай. Теперь она – дочь Ка Ату, а у драконьего короля нет наследника. У него остался всего один сын, и этот сын – сурдус… он глух к песням магии. Левиатус не способен управлять атулфахом и потому никогда не сможет быть королем. Неужели ты и вправду веришь, что Ка Ату позволит своей дочери уехать, ускакать в пустыню, чтобы пускать стрелы в заходящее солнце? После стольких лет, которые ушли на ее поиски?
Как-то раз истаза Ани сказала мне – это было много лет назад, – что Хафса Азейна прикончила более сотни человек, чтобы сохранить в тайне местонахождение своей дочери. Более сотни человек, и всех их прислал Ка Ату, пытаясь отыскать ее и заставить вернуться. Веришь ли ты после этого, что Сулейму так просто отпустят? Стоит ей добраться до Атуалона, мальчик, и мы потеряем ее навсегда. Лучше думай о ней так, словно ее уже не вернуть.
– Но ведь повелительница снов очень могущественна, – сказал Измай с изумлением. Он почувствовал, как земля вращается у него под
