Теперь речь идет о том, как уберечь мир от самой Сулеймы.

Измай фыркнул и отбросил туар, стряхнув с него остатки песка, прежде чем свернуть со всей возможной аккуратностью. Туар все еще был ему слишком велик, но, по крайней мере, плотно держался там, где нужно. Уберечь мир от Сулеймы? Может быть, она и была грозой для кухонь и настоящей головной болью для истазы Ани, но опасности точно ни для кого не представляла.

Рухайя бегом поднялась на склон к Измаю и так яростно отряхнулась, что песок посыпался ему в глаза.

Думаешь о своей подружке?

Сулейма мне не подружка.

Как скажешь.

Вашаи слегка блеснула клыками. Измай в ответ показал ей язык.

Нам нужно поохотиться. Я уже устала от дохлой рыбы и вонючего жира. Хочу мяса, мяса с красной кровью, пищащего и горячего.

– За фик! – вслух выругался Измай от отвращения к самому себе. – Я забыл свой лук!

Ох! И как же мы будем охотиться без твоего крохотного лука? – поддразнила его Рухайя. – Теперь-то уж мы наверняка погибнем. Придется упасть прямо здесь, и пускай стервятники выклевывают нам кишки.

Вашаи потянулась, гордо выпустив свои черные когти и показывая каждый сантиметр блестящих белых клыков: Или ты мог бы подыскать нам водопой, где можно было бы поохотиться…

Измай смотрел на нее, с улыбкой качая головой:

Мог бы… если бы хотел.

Она моргнула своими большими сверкающими глазами и замерла в ожидании.

Измай устремил взгляд вдаль и позволил своему ка расцвести в пустынной жаре, раскрываясь, как лепестки терновой розы. Он чувствовал, как смотрит на них сверху Дракон Солнца Акари, ощущал бархатный напев песчаной песни, чуял, как горит точно огнем охваченная Рухайя, и нащупал воду, воду и жизнь, совсем недалеко, в восточном направлении. Там был оазис, хотя и не очень большой.

Измай медленно вернулся в собственное тело и легким бегом пустился в направлении оазиса. Рухайя трусила рядом с ним, иногда с одной, иногда с другой стороны, то забегая немного вперед, то отставая на несколько шагов. От этого последнего трюка у Измая поднимались волоски на затылке.

Может быть, хватит?

Она снова рассмеялась у него в голове, но перестала его дразнить и, поравнявшись с Измаем, продолжила бежать рядом с ним.

К тому времени, когда они наконец увидели оазис, Измай выбился из сил. Это была жалкая лужица, окруженная парочкой терновых кустов посреди песка. Именно в эти кусты он и сбросил наплечную сумку. Измай вытащил мех с водой и сделал большой глоток. Может быть, вода в этом месте окажется сладкой и он сможет наполнить шкуры заново, а может быть, и нет. В любом случае он не собирался странствовать так долго, чтобы это имело какое-то значение.

Уши Рухайи насторожились, и она напряглась; ее тело задрожало от радостного предвкушения.

Мясо! – Кошка упала на живот, ее задние лапы задергались, точно она была готова в любое мгновение понестись по склону вниз. Измай проследил за направлением ее взгляда, и его сердце подпрыгнуло, как у перепуганного оленя.

Подожди! Подожди! Это не мясо. Это лошадь! И к тому же непростая.

Она была видением, мечтой, сиявшей в открывшемся пространстве, такой же безупречной, как раковина на берегу реки. Лошадь подняла голову, прижала уши к голове, а затем снова подняла их, готовясь к схватке. Измай уставился на нее и наконец после стольких лет понял, что это такое – любовь к лошадям.

Но это не твоя лошадь, – возразила Рухайя. – Она такая молоденькая, такая нежная, такая сладкая!

Вашаи подняла на него взгляд и моргнула, и ее хвост опустился на землю.

Ох, помет и потроха! Ну что ж, если она тебе нужна, так тому и быть. В любом случае любопытно посмотреть, как ты будешь ее ловить.

Рухайя расслабилась, растянувшись на песке. Она сложила лапы под грудью, весело сверкая глазами.

Измай снова повесил сумку на плечо, не желая ее потерять, и сделал глубокий вдох, пытаясь ослабить сковавшее живот напряжение. Его руки тряслись, а во рту так пересохло, будто он снова случайно наткнулся на купающуюся Сулейму. Юноша медленно снял с куртки верхний ремень и связал его конец в простую петлю, а затем с часто бьющимся сердцем зашагал не спеша к воде.

Небольшая кобылка тут же подняла голову и начала следить за его приближением своими большими темными глазами. Она была серой, оттенка вьющегося в небе дыма или речной пены, что собирается возле верб. У нее было гибкое, тонкое тело и ноги, как у танцовщицы. Грива и хвост спускались шелковым водопадом.

Ну хватит, – жалобно попросила Рухайя. – Не нужно искать оправданий для плохих стихов.

Эхуани, – выдохнул Измай. Красота в правде. И именно так он ее назовет.

– Эхуани.

Кобыла пожирала его глазами, раздувая ноздри и впитывая его запах. Она его не боялась, это было ясно.

– Эхуани.

Измай трижды повторил ее имя. Он медленно сокращал расстояние между ними, следя за тем, чтобы его взгляд оставался мягким, а намерения ясными.

Я никогда не причиню тебе вреда, красавица.

Лошадь замерла, словно бледная луна в предрассветном небе, сверкая обещанием весны. Она…

Она ясно дала ему понять, что не собирается быть пойманной каким-то подростком, сколько бы комплиментов тот ей ни рассыпал. Эхуани – теперь это было ее имя – презрительно махнула хвостом, прежде чем развернуться и ускакать, запрокинув голову. Это напомнило Измаю реакцию Сулеймы на тот первый и единственный раз, когда он подошел к ней и, заикаясь, признался в любви.

Рухайя проскочила мимо Измая, оттолкнув его плечом и едва не свалив на землю.

Ну, чего же ты ждешь? – рассмеялась она. – Давай поймаем твою лошадку.

Погоня была веселой. Если бы Измай не израсходовал первую половину своей энергии на утреннюю тренировку, а вторую – на игры с Рухайей, то ему было бы еще веселее. Но в сложившихся обстоятельствах радость вскоре сменилась хмурой усталостью и даже некоторым раздражением при виде того, как Эхуани с явным удовольствием с ним играет.

Эта лошадь не была дикой – она была ухожена и накормлена и не боялась своих преследователей. Но и покладистой ее нельзя было назвать. Она могла ненадолго остановиться, позволяя им приблизиться, смотрела на протянутые пальцы Измая, а затем снова убегала, выбивая песок задними копытами, прыгая и подавая голос, как будто его предложение дружбы казалось ей глубоко оскорбительным.

Но все же каждый раз, когда кобыла замирала, остановка становилась все длиннее, каждый раз, когда она подпускала Измая ближе, ему казалось, что вот теперь-то он уж точно сможет к ней прикоснуться. Однако его пальцы неизменно хватали воздух, еще дрожащий и пахнущий ею.

В этом лошадь тоже походила на Сулейму.

Наконец, когда Дракон Солнца Акари обратился мыслями