– Это правда, о великолепная.

Измай, усмехаясь, отвесил ей поклон. Рухайя же проигнорировала его в характерной кошачьей манере, вытянув ногу высоко в воздух, чтобы получше вылизать особенно чувствительные места. Посмеиваясь, Измай вошел в шатер повелительницы снов.

Дару стоял посередине палатки. Он заворачивал стеклянные бутылки в какие-то лохмотья и трясущимися руками укладывал их в деревянный ящик. Его лицо было белым, а дыхание частым и неглубоким.

Измай нахмурился.

– С тобой все в порядке?

– Курраан уже ушел?

– Да.

– Тогда со мной все в порядке. – Дару оперся обеими руками о край ящика и повис на нем всем телом. В каждой черточке его лица читалось облегчение.

– Да что с вами не так? Сначала Рухайя, потом ты…

Измай подошел ближе, продолжая хмуриться. Он рискует потерять двух друзей: дыхание Дару совсем никуда не годилось.

– Курраан тебя не тронет.

Дару посмотрел на него своими странными печальными глазами:

– Так уж и не тронет?

– Спроси у Рухайи.

Измай никогда еще не пробовал разговаривать со своей китрен, не видя ее, но в этом наверняка нет ничего сверхсложного. Он закрыл глаза и сосредоточился.

ПОЧЕМУ ВСЕ ТАК БОЯТСЯ КУРРААНА? ОН ВЕДЬ НЕ МОЖЕТ ПО-НАСТОЯЩЕМУ НАВРЕДИТЬ ДАРУ, РАЗВЕ НЕ ТАК?

НЕ ОРИ! – рявкнула Рухайя у него в голове. – И прекрати задавать глупые вопросы. Котенок-из-теней достаточно мудр, чтобы опасаться вашаев. Они считают его слабаком. Большинство было бы не против его прикончить при первой удобной возможности.

БОЛЬШИНСТВО… НО НЕ ТЫ?

Они считают его слабаком. – В голосе Рухайи сквозило самодовольство. – Я же вижу его по-настоящему. А теперь отправляйся-ка подальше, до тех пор, пока не научишься разговаривать спокойно.

И в одно мгновение она исчезла из его головы. Измай передал Дару то, что сказала вашаи.

– Что я тебе говорил? – В голосе младшего мальчика звучала настороженность.

– Ну… а Рухайе ты нравишься.

– Очень жаль, что мне предстоит ехать с Куррааном, а не с вами. – Дару по-старчески вздохнул. – Но можешь обо мне не волноваться: я уже привык. Ты ищешь повелительницу снов?

– Нет, я пришел попрощаться с тобой. Но думаю, что вместо этого скажу тебе джай ту вай.

На этот раз эти слова прозвучали естественно.

– Вот как! – Маленькое лицо Дару озарилось улыбкой. – Джай-хао, иссук Измай. Куокенти ши. – Он хлопнул ладонями под подбородком и согнулся в странном быстром поклоне.

– Значит, ты говоришь по-синданизски?

– Да, я говорю по-синданизски. Поболей с мое, и у тебя появится уйма времени на учебу.

– Понятно, маленький мудрец. Но изучал ли ты когда-нибудь оружие?

Дару уставился на Измая так, как будто тот отрастил на теле мех и перья.

– Оружие? Я? Нет. Я слишком… слишком мал. – Он сделал глубокий вдох и мягко, будто про себя повторил: – Я слишком мал.

– Может, для меча ты и мал. По крайней мере, сейчас. – Измай скорчил гримасу, пытаясь пошутить, но Дару продолжал смотреть на него с недоумением. – Моя мать говорит, что если я буду есть рыбу, то вырасту таким же большим, как Таммас. Может быть, ты тоже вырастешь.

– Ты вырастешь таким же большим, как Таммас. Даже больше. – Дару произнес это как неоспоримый факт. – Я же навсегда останусь маленьким. И… слабым.

– Ох, по крайней мере, ты не слишком мал для этого.

Измай почувствовал, как его лицо расплывается в улыбке, когда отыскал на дне сумки и вытащил завернутый в кожу сверток. Он протянул сверток Дару, с трудом сдерживая радостное волнение.

– Ну же, открывай.

– Что это такое?

Дару начал вертеть подарок в руках, продолжая таращиться на него. Когда подмастерье повелительницы снов потряс его, сверток зазвенел.

– Открой и сам увидишь.

Измай смотрел, как Дару медленно разворачивает кожу. Он неделю чистил ямы чурримов, чтобы купить этот подарок. Его старания окупились тысячекратно, когда он увидел взгляд Дару.

Кожа развернулась, явив миру шесть ножей. У каждого из них была костяная рукоятка, вырезанная в форме какого-нибудь животного, а также лезвие размером с мужскую ладонь. Дару коснулся ближайшего ножа с рукояткой в форме ястреба.

– Они прекрасны, – выдохнул он, но при следующем вздохе добавил: – Они слишком хороши. Я не могу принять этот подарок.

Правда, его руки противоречили словам, подергиваясь, будто не могли удержаться, чтобы не потрогать гладкую резьбу и не проверить край сверкающей голубой стали. Ножи были достаточно острыми: об этом свидетельствовал порез на большом пальце Измая.

– Они твои. – Измай поднял руки, показывая, что сопротивляться бесполезно. – Я же сказал, эти ножи – твои. Дару… они принадлежали твоей матери.

Мальчик задержал дыхание, и его глаза стали огромными, как ночное небо.

– Они уйму времени пролежали в одной из комнат моей матери, и я спросил о них. Они принадлежали твоей матери. А теперь принадлежат тебе.

Дару обнял друга так крепко, что у того затрещали ребра.

– Эй! – засмеялся Измай. – Дару! Ты что? Ты меня задушишь. Значит, они тебе нравятся?

Дару заговорил, прижимаясь к груди Измая, и его голос звучал приглушенно:

– Я еще никогда не держал в руках вещи, которые ей принадлежали.

Затем он, устыдившись, отступил назад. Измай отвернулся, предоставляя другу возможность стереть слезы с лица.

– Никогда. Спасибо тебе, Измай. Спасибо большое.

Измай прочистил горло. Если так пойдет и дальше, ему понадобится целый год и еще день, чтобы высушить слезы, которыми пропиталась его туника.

– Не за что, маленький кузен. Надеюсь, эти ножи будут напоминать тебе о нашей дружбе, когда в далеком Атуалоне ты будешь постигать науки. – Измай потрепал мальчика по волосам. – Ты вернешься домой целый и невредимый и расскажешь мне обо всех приключениях, которые ты пережил, и премудростях, которые ты постиг.

– Домой… – Теперь Дару тоже улыбался. Затем он оглядел шатер и скорчил гримасу. – Мне бы лучше поторопиться, а то мы так никогда не уедем. А если мы никогда не уедем, то не сможем вернуться домой.

– И то правда.

Измай рассмеялся. На душе у него стало легче, как будто в его сердце взошло новое солнце. В эту минуту ему казалось, что все в мире будет хорошо. Он станет зееравашани, а Сулейма исцелится и будет такой же веселой, как прежде, и рано или поздно дороги приведут их обратно домой. Все будет так, словно они никогда и не уезжали… даже лучше.

Дару опять завернул ножи в кожу и, лучезарно улыбаясь, спрятал их в котомку, висевшую у него на груди.

– Встретимся, когда мой путь приведет меня обратно, кузен. Будь здоров.

– Будь здоров и ты, – кивнул Измай. – Джай ту вай.

Он повернулся и, посвистывая, вышел в светлое утро.

14

Тцун-ю Джиан, сын ныряльщицы за жемчугом, стал дейченом Джианом на четыреста девяносто девятом году Света при правлении Дейшена Тиаху. Императорские историки утверждали, что из-под золотой длани этого правителя текли молочно-медовые реки. Позже Джиан припомнит, что реки – а заодно улицы и стены – сочились вовсе не медом с молоком, а кровью.

Император призвал свой народ,