За фик, как же все болит!
– Это – самая большая глупость, которую я видел в своей жизни.
Сулейма кивнула: с этим не поспоришь. И тут же напряглась – новый приступ чудовищной боли отдался в ее руке – и медленно обернулась к дальнему темному углу Костей. Из теней выступила фигура. Сулейма задержала дыхание, думая: неужели это хранитель Эйд Калмута пришел для того, чтобы забрать ее душу, – уж конечно, подобная сущность могла явиться лишь из долины смерти.
Возможно, этот мужчина был высоким, но пригнулся, чтобы скрыть свой истинный рост, а может быть, его скрутило от времени, точно старое дерево, слишком долго сопротивлявшееся колючим ветрам. Сулейме трудно было судить об этом, учитывая то, что его с головы до ног окутывало множество слоев призрачных одеяний. Маска из гнутого железа с кожаными шлейками скорее подчеркивала, чем скрывала искореженные ошметки его лица. Он непринужденно опирался на громадный боевой молот, от которого жутко несло запекшейся кровью и недавним убийством.
– Но, нужно сказать, ты вела себя смело. – Последнее сказал другой, более мягкий и высокий голос.
Сулейма начала осторожно осматриваться в поисках говорившего, не желая при этом выпускать из виду мужчину. Она была уверена: стоит ей отвернуться – даже на мгновение, – и он снова растает в тенях.
– Конечно, смело, моя сладость, но смелость освещает дороги Эйд Калмута. Мертвецы не становятся живее от проявленной ими храбрости.
– Однако она ведь еще не мертва…
Сулейма вздрогнула и слегка застонала, когда кости ее руки снова коснулись одна другой. Все эти голоса исходили от скрюченной фигуры в черных одеждах.
Это – Человек из Кошмаров, – подумала она. – Выходит, ты не просто одна из сказок моей матери…
Фигура подошла ближе, хотя Сулейма не заметила никакого движения. Девушка сморгнула кровь, а потом моргнула еще раз, когда ее зрение помутилось, и упала на колени, испуская короткий беспомощный вопль, который, уж конечно, не мог исходить из ее горла.
– Не мертва? Значит, пока что не мертва. Но яд ее прикончит.
– Если бы львиная змея и вправду ее укусила, она бы уже умерла. Думаю, змея всего лишь потрепала ее.
– Я имел в виду вовсе не львиную змею…
– А что делать с этим? – Фигура махнула свободной рукой в сторону неподвижного тела упавшего вашая.
– Можешь убить его, если хочешь. – Голос был низким и сладким, как темный мед.
Этот голос мне знаком, – подумала Сулейма, и ледяной ужас поселился глубоко на дне ее существа. – Я его уже слышала… Вот только когда?
– Ты… Я тебя знаю…
Она попыталась собраться с мыслями. И оставаться на ногах. Да и стояла ли она? Сулейма через силу подняла руку с мечом. А может, она его выронила? Как она могла быть чьей-то сестрой по оружию, если потеряла его?
Темная фигура склонилась над вашаем, и Сулейма боролась с этой тьмой, словно пойманное в паутину насекомое. Или как спящий, охваченный кошмаром человек.
– Нет, – прошептала она. – Нет!
И образ проступил сквозь ее воспоминания, как проступают на водной поверхности пузыри, выпускаемые тонущей девочкой. То же самое лицо склонялось над ней, когда Сулейма пряталась в гнезде из мягких одеял, слишком напуганная, чтобы закричать.
Я обмочила постель, – подумала она, – но ко мне так никто и не пришел.
В воспоминаниях он представлялся ей великаном.
Лезвие ударило по горлу – по его – и одновременно ее, – и образ разбился на осколки.
Вашай издал чудовищный предсмертный вой, который оборвался, когда его разрезали пополам. Сулейма выла, пока ее душа истекала кровью, уходя в бесконечную ночь.
Азрахиль, – шептало ее разбитое сердце. – Его звали Азрахиль…
Вспышки синего света, похожие на молнии, плясали на маске мужчины, когда он отошел от неподвижного тела Азрахиля и повернулся к Сулейме лицом. Он улыбнулся или, возможно, беззвучно закричал, и бросил ей какую-то вещь. Что-то миниатюрное и красивое блеснуло в полете, и Сулейма не задумываясь схватила его на лету здоровой рукой.
– Подарок из Эта, – сказал мужчина, а потом запрокинул голову и громко захохотал.
Его смех был похож на огонь в высокой сухой траве.
Сулейма упала на колени (а может, она все это время стояла на коленях?) и ахнула, когда кости ее руки снова чиркнули одна о другую. И ахнула еще раз, увидев, что именно держит в ладони. Это был призрачный драгоценный камень, темный кристалл величиной с яйцо ржанки, вставленный в серебристую брошь в форме паука. Драгоценность играла с тенями в бледном лунном свете, размахивала перед ней передними щупальцами и как будто пыталась почувствовать вкус ее крови.
Девушка задергалась, как мушка, попавшая в паутину.
– Нет, – прошептала она.
Так не должно быть. День еще только шел на убыль, и ей следовало добраться до Атеми. Нужно было снять шкуру с львиной змеи, забрать ее оперение и отвезти все это Ханней. Она должна спасти Азрахиля, чтобы они стали зееравашани…
– Я не могу принять этот подарок. Это слишком.
Она боролась…
– Нет? – Улыбаясь, мужчина стоял над ней, и небо помрачнело от сожаления. – Нет так нет. Но твой отец будет очень разочарован…
Ее поймали в паутину.
– Я тебя знаю, – прошептала Сулейма. – Ты – Человек из Кошмаров.
Паук пригнулся и прыгнул, оставляя за собой шелковую нить сверкающего лунного света. Он приземлился на ее раненое плечо, и девушка закричала, когда паучьи клыки вонзились в ее нежную кожу.
Место укуса горело болью. Яд растекся по ее венам, словно огненная река, и все запылало. Песок поспешил раскрыть ей свои объятия, нежные, как материнские руки.
Она боролась…
Воспоминания выступили на поверхность ее сознания в кричащем хоре, унося Сулейму в темное место, наполненное огнем и смертью. Выхода не оставалось. Выхода не оставалось. И мама не проснется вовремя, для того чтобы ее спасти.
…Из его паутины.
Повозка сломалась и открылась, и Сулейма увидела побелевшее от бешенства лицо Дракона Солнца Акари.
Она упала.
Она горела.
11
Дару бесцеремонно ворвался в ее шатер.
– Они нашли ее, повелительница снов!
Хафса Азейна встала, не обращая внимания на иголки, пробежавшие по ее затекшим ногам, на злобный возглас бастовской лиры, упавшей с ее коленей, и на характерную манеру, с которой вшитые в ткань ее шатра духи потянулись к мальчику, лежавшему сейчас ничком на полу.
– Где она была? Кто ее обнаружил?
Хафса Азейна не спросила, жива ли девочка и все ли с ней в порядке. Три дня назад эхо криков дочери пробрало ее до мозга костей, и если бы Сулейма умерла, она бы об этом узнала.
– Ее нашла первая воительница, – охнул Дару. – У Костей Эта. Ее отнесли в квартал лекарей, и теперь возле нее хлопочет Нурати.
– Сарета?
Имя женщины пролетело по воздуху
