Истаза Ани права, – подумала Сулейма. – Сегодня не самый худший день, чтобы умереть… Она тихо вышла из тени, достала стрелу, натянула ее единым плавным движением и выпустила в лицо старой твари.
…но он вполне хорош, чтобы жить.
Ее рука оказалась твердой, а прицел – верным. Стрела Сулеймы вонзилась точно в чувствительный глаз – сначала наконечником, затем древком, и прошла до самого оперения, погасив его зловещий древний огонь.
Львиная змея заверещала. Ее челюсти открывались и закрывались, а голова вертелась по кругу, выискивая врага, который посмел ее ранить. Остатки подбитого глаза вытекли из глазницы, и змея снова закричала, скребя рану когтями, выгибая шею, поворачивая голову назад и растирая пораженное место, а заодно и покрытую броней шкуру.
Затем оставшийся глаз обнаружил маленькую воительницу, которая в полном одиночестве стояла на песке. Змея замерла и разразилась длинным тягучим шипением. Сулейма заметила, как зрачок ее глаза по-кошачьи резко сузился, и увидела, как защитная мембрана укрыла глазное яблоко. На второй такой же удачный выстрел надеяться не стоило.
Но ведь джа’акари и не приучены полагаться на удачу.
Сулейма отступила обратно в тень Костей Эта. Оглушенная звоном в ушах и стуком трепещущего, как у птицы, сердца, она почти ничего не слышала, но все-таки заставила себя замереть, наблюдая за тем, как львиная змея металась, вереща от боли в полуслепом приступе безумия.
Этого может оказаться достаточно. – Сулейма ощутила трепет в глубине души. – Азрахиль, – произнесла она про себя, – его имя – Азрахиль, – и поняла, что вашай ступил на Пустынный Путь без нее. – Этого должно быть достаточно. Я не могу его потерять.
Сулейма следила за тем, как львиная змея разводит и сводит капюшон, как ее когти вонзаются в песок. Раненая тварь с усилием ползла вперед, мучительно медленно волоча собственную тушу. В молодости это чудище, должно быть, быстро преодолевало короткие расстояния, но из-за огромного веса ей теперь приходилось ждать, когда жертва сама приблизится к ней. Скорее всего, до сегодняшнего дня с этим не было никаких проблем: всегда находились существа, которые в поисках тенистого укрытия могли пренебречь страхом попасть в засаду.
Кости Эта были холодными и твердыми. Сулейма прижалась к ним спиной. Вашай лежал, перевернувшись на бок, вялый и надломленный, но продолжал дышать. Она слышала ржание испуганной Атеми и чувствовала жар песка, смрад яда, крови и мертвечины. Сулейма поняла, что не пройдет и часа – а может, и нескольких минут, – как кто-то из них умрет: либо львиная змея, либо она сама.
Девушка сделала глубокий вдох и достала вторую стрелу.
Широкая, покрытая оперением голова покачивалась взад и вперед, смрадное дыхание львиной змеи сопровождалось воем и шипением, пока та искала жертву. Голова змеи запрокинулась таким образом, что Сулейма видела, как под защитной пленкой сверкает ее уцелевший глаз.
Старая сука, – подумала Сулейма. – Я – Джа’Акари, и мной пообедать не удастся…
Девушка медленно, очень медленно натянула тетиву до самой щеки… и выпустила стрелу на волю, выстрелила далеко и размашисто, так, что стальной наконечник пролетел вдоль Костей, оставляя за собой тонкую полоску голубых искр. Львиная змея повернула голову на звук и снова заверещала. Ее оперение вздыбилось и зашуршало, и она начала брызгать ядом, готовясь к нападению.
Сулейма выпустила третью стрелу и с удовлетворением увидела, что на этот раз она глубоко вошла в незащищенные складки набухшего мешочка с ядом. Девушка потянулась за следующей стрелой, готовясь положить всему этому конец.
Это оказалось проще, чем я думала.
Львиная змея завыла и отпрянула, бороздя когтями небо и дико шатаясь из стороны в сторону. И тут Сулейму ударила волна такой сильной злобы, что девушка зашаталась, споткнулась и упала на колени. Ее спасло чистое везение. Когти чудовища прошли в такой близости от нее, что она, теряя равновесие, покатилась в грязь. В плече разрасталась раскаленная агония боли, и Сулейма закричала, понимая, что когти все-таки достигли цели. Она закричала еще раз, когда огромный хвост метнулся из стороны в сторону, отбросив ее, словно голову овцы в игре аклаши.
Девушка с трудом поднялась на ноги, выплевывая смешанный с кровью песок. Она была не в состоянии ни выпрямиться полностью, ни поднять левую руку. Львиная змея вытянулась во всю длину, неистово заревев от боли и собираясь раздавить мелкую нарушительницу ее спокойствия, которая посмела прийти с оружием к самому ее логову. И тут Сулейма мгновенно поняла три вещи сразу.
Она лишилась лука.
У нее все еще был при себе меч.
И все это было очень-очень неудачной затеей.
Сулейма вытащила меч и бросилась ничком на землю, направляя острие вверх и надеясь, что Атеми сможет вернуться домой целой и невредимой.
Львиная змея наползла на девушку прохладной тенью, а затем обрушилась на нее всей тяжестью своего тела. Сулейме показалось, что настал конец света. Массивная туша закрыла солнце и заглушила все звуки и надежду, круша, давя и душа ее. Тело львиной змеи было скользким, ледяным, точно у покойника, и мягким.
Мягким…
Сулейма почувствовала, как хрустнули кости предплечья, когда эта туша упала на нее. Глубоко, очень глубоко – в самую мякоть змеиного горла – вошел ее меч. Девушка закричала, когда чудовище свалилось, закричала снова, когда оно сдавило ее смертельной тяжестью, и крикнула в третий раз, когда, откатываясь, тварь расплющила ей плечо. Существо бешено корчилось и извивалось на песке, вереща, стеная, разбрызгивая горячую кровь и яд, который дымился и разъедал все, что попадалось на пути, будь то камень, песок или плоть.
Свалившись на разбитые камни, львиная змея выпустила струю столь отвратительной мускусной вони, что Сулейма начала задыхаться и сложилась пополам, откатываясь на бок, чтобы не подавиться собственной рвотой.
Ее плечо и рука горели в тончайшем гимне агонии. Каждая клетка открытой кожи зудела – ее тело обжигали капли яда львиной змеи.
Прижимая сломанную руку к себе, Сулейма приняла сидячее положение, а затем попыталась подняться на ноги, готовясь к худшему, – однако львиная змея была уже мертва. Ничто живое не способно издавать подобный смрад. Чудовище издохло, а она, Сулейма, выжила.
Когда-нибудь она сможет этому порадоваться. Но в данную минуту все ее внимание было сосредоточено на том, чтобы встать и при этом не лишиться сознания от боли.
Тварь издала последний шипящий вопль. Сулейма отпрянула и закричала от боли в руке. Тварь, казалось, начала сдуваться: са и ка вышли из ее массивной вонючей туши.
Нужно почистить меч, – подумала девушка. Но рука отказывалась ей повиноваться. – Что ж, раз уж на то пошло, можно содрать со змеи шкуру.
Сулейма
