Измая всегда удивлял тот странный факт, что дорога домой всегда кажется короче, чем путь из дома. Можно целый день скакать куда-нибудь, а потом развернуться, сделать три шага и вернуться к начальной точке. Но на этот раз все было иначе.
В первую очередь, ребенок – который спал так крепко, что Измай начал подозревать в этом сне что-то неестественное и бояться, что мальчик заболел, – был тяжелым, как мешок костей. Измай держал его на сгибе руки, придерживая удила другой. Как бы он ни перемещал мальчика, его рука то отекала до ледяного покалывания, то горела узелками боли, и вскоре поясница юноши присоединилась к этому кровавому хору. По линии, от одного плеча до другого, загорелась полоса боли, и с каждым осторожным шагом Эхуани огонь поднимался выше. Но Измай не смел ее подгонять, и они шли и шли шаг за шагом.
Звезды и луны изливали на них щедрый свет, а ночь была мягкой и теплой. Измай знал дорогу, поэтому здесь трудностей не возникало. Не было проблем и с хищниками, крупными и мелкими. Юноша больше не слышал заунывного, смертельного вопля бинтши; в ночи не раздавалось ни рычания, ни хрипа, ни писка; останки не поднимались из песков со злобным смехом костяного царя. Даже пески перестали петь.
Но Зеера никогда не пребывала в молчании.
Измай ехал сквозь ночь, и почти все мышцы его тела горели, а каждый нерв был натянут до боли, в то время как его ка рыскало по ночным пескам, высматривая опасность. Каждый волосок у него на руках и на затылке покалывало от ледяного дыхания ужаса, и Рухайя тихо напевала низкую плаксивую мелодию. Единственным существом, которое, по-видимому, не пугало происходящее, была норовистая кобыла Эхуани. Она ступала спокойным шагом, изредка лениво прядала ушами и ни разу не попыталась ускорить ход.
Для Измая такое путешествие было не самым худшим, но определенно казалось самым долгим.
Когда они наконец дотащились до лагеря, их тела ныли от усталости. Дракон Солнца Акари уже начал заигрывать с восточным краем неба. Лагерь наполнялся песнями горнов, огня и ремесел, и этот бурлящий хаос наконец разбудил младенца. Мальчик наморщил личико и завыл, выражая миру свое возмущение. Он открыл глазки – они оказались зеленовато-карими и были обрамлены нежнейшими ресничками, – бросил на Измая взгляд и, продемонстрировав добротную пару миниатюрных зубов, завопил так, что мог бы напугать самого бинтши.
Заставь его замолчать! – Рухайя сощурилась и прижала уши к голове.
И как ты предлагаешь мне это сделать?
Измай остановил Эхуани, но не знал, как спуститься с нее, не уронив ребенка. Однако, заслышав крик младенца, весь лагерь погрузился в молчание – а потом снова закипел от суеты: каждый его житель бросил свои дела и поспешил на поиски источника крика.
Откуда мне знать, чего хочет человеческий детеныш? Лизни его в нос. Вылижи ему задницу. Дай грудь… только заставь замолчать! – Рухайя пригнулась, обнажила клыки в шипящем оскале и, махнув хвостом, скрылась из виду. – К тому же оно смердит!
Измай в который раз оказался в центре нежелательного внимания. Таннерман Джорах забрал у него поводья Эхуани и поддержал юношу, который, перебросив ногу через круп кобылы, неловко соскользнул на землю. Старший кузнец Хадид положил свою мясистую руку Измаю на плечо, помогая ему сохранить равновесие и опуститься на большой камень у костра. Кузнец крикнул, чтобы Измаю принесли еды и воды, а младенцу – молока чурры. Через несколько мгновений все мужчины в лагере сгрудились вокруг вновь прибывших и огромными глазами смотрели на юношу и верещащего младенца.
Ситуация могла бы показаться Измаю забавной, если бы он не был таким усталым. Он раскачивался на месте, но крепко держал Саммая, который в свою очередь не проявлял ни капли благодарности.
Сказитель Аараф вышел вперед и потянулся к ребенку. Измай отдал ему мальчика, удивляясь тому, с каким нежеланием с ним расстается. Юноша сделал несколько глотков воды и откусил немного от лепешки, а тем временем мастер-лекарь распеленал и осмотрел возмущенного младенца. Он заглянул в широко открытый рот вопящего малыша, потер его маленькое ушко своими грубыми стариковскими пальцами, ткнул в мягкий живот, сжал сморщенные коленки и локти и наконец пробежал рукой по пухлому обрубку, слегка улыбнувшись, когда мальчик ударил его этим обрубком в глаз.
– Это крепкий зееранийский малыш, хоть я и не слышал, чтобы у кого-нибудь из наших женщин родился такой ребенок, – наконец объявил Аараф, возвращая младенца Измаю в тот самый момент, когда лекарский подмастерье принес мисочку теплого молока чурры, желтого и густого от сладкого жира. – Думается мне, что отсутствие предплечья едва ли сделает его менее прытким. Его нужно покормить. – Тут сказитель наморщил нос, а другие мужчины хмыкнули. – И следует сменить ему пеленки. Но в остальном этот ребенок – воплощение здоровья. Интересно, с какого дерева сорвал ты этот сочный фрукт, Измай Джа’Сайани? Что-то я не припомню, чтобы в этих краях росли такие деревья.
Измай макнул лепешку в молоко и позволил нескольким каплям упасть в рот малыша. Долго уговаривать Саммая не пришлось – он моментально присосался к лепешке, забыв о рыданиях. Вскоре мальчик высосал и вылакал весь завтрак Измая. Теперь было понятно, почему у Саммая такой круглый живот.
– Никакого дерева не было, сказитель Аараф. Этого мальчика дала мне знакомая девушка.
Услышав это, старший кузнец Хадид поднял брови.
– Девушка? Что еще за девушка? Значит, это ее ребенок? – Он внимательно посмотрел на Измая. – Неужели он твой? Ты ведь пробыл здесь недостаточно долго, чтобы стать отцом. И куда подевалась его мать?
Бораз Джа’Сайани скрестил руки на груди и метнул на Измая свирепый взгляд.
– Мальчик?
Измай вздохнул и передвинул малыша, который весело перемалывал деснами последние крохи вымоченной в молоке лепешки и действительно смердел, как трехдневный труп львиной змеи. А то и похуже.
– Ее зовут Чар. Это молодая, искалеченная и очень стеснительная девушка. Я попытался убедить ее вернуться вместе с нами в Эйш Калумм… – Измай умолк под устремленными на него взглядами. – Что тут такого?
– Чар? Чарон? – Аараф, открыв рот, уставился на него и сделал полшага назад. – Чарон из Эйд Калмута?
– Да, она там живет. Своего народа у нее нет… Ну и что?
– Ты встретил хранительницу, – прошептал Хадид. Глаза кузнеца округлились и побелели, как у испуганной лошади. – Хранительницу Эйд Калмута.
Истаз Аадл сделал полшага вперед и вытащил из ножен меч.
– Это не дитя… это – злобный дух смерти.
Измай закрыл
