– …Значит, ты все-таки решилась это сделать?..
Она посмотрела на своего друга. Веселье схлынуло с ее лица, оставляя его суровым и бледным.
– Это моя лучшая возможность. Я никогда не чувствовала себя такой сильной, как во время истинотьмы. Если и пробираться туда, то сегодня.
– …Тебе стоит сказать об этом старику…
– Он попытается меня отговорить.
– …И тебе не интересно, почему?..
– Во время истинотьмы вся стража уходит, Мистер Добряк.
– …Потому что скоро начнется «Падение». Сотни заключенных будут убивать друг друга за право покинуть Философский Камень. Ты действительно хочешь оказаться среди них?..
– Четыре года, Мистер Добряк. Четыре года они были заперты в этой дыре. Мой брат научился ходить в тюремной камере. Я не знаю, когда моя мать последний раз видела солнца. Ради чего я тренировалась все эти годы, если не ради этого? Я должна освободить их оттуда.
– …Ты – четырнадцатилетняя девочка, Мия…
– И какая часть тебя беспокоит: что я четырнадцатилетняя или девочка?
– …Мия…
– Нет! – рявкнула она. – Сегодня этому придет конец. Ты за меня или против?
Не-кот вздохнул.
– …Ты сама знаешь. Всегда…
– Тогда закроем тему, лады?
Она выпрыгнула из окна. Приземлилась на улицу. Давка и кутеж. Все в карнавальных масках: прекрасных домино, грозных вольто и забавных пунчинелло. Девочка скользнула в толпу, прикрыв лицо маской арлекина и накинув на голову плащ. Прошла мимо вздыхающих возлюбленных на Мосту Клятв, мимо торгашей на Мосту Монет и спустилась вниз на заброшенный пляж. Сняв брезент с украденной гондолы, она вытянула руки и закрыла глаза. Из щелей и закоулков выползли тени, окутывая девочку и лодку покровом ночи.
Спрятавшись во тьме, она поплыла через залив Мясников и скользнула под Мост Безумцев, качаясь на волнах прилива[82]. Выйдя в открытое море, Мия сняла плащ и часами упорно гребла к зловещему каменному шпилю, торчащему из океана. К дыре, в которой ее мама и брат, безнадежные и беспомощные, томились четыре долгих года по приказу Скаевы.
Но не теперь.
Мия причалила к зубчатым скалам – тени благополучно доставили ее в гавань. Тьма подтащила гондолу к берегу, уберегла от острого поцелуя камней, окружающих тюрьму. Мия облизнула губы, вдохнула соленый воздух. Прислушалась к далекому гимну чаек. В недрах Камня уже царило насилие. Мистер Добряк упивался ее страхом и делал свирепой и бесстрашной.
Мия вытянула руки. Захотела подняться наверх. Могущество загудело в ее жилах; прежде она никогда такого не испытывала. К ней начала стекаться родственная темнота. Девочку обхватили длинные черные щупальца, выскользнули из ее пальцев, закапываясь в кирпичную кладку у основания Камня. Потянули ее вверх, как полупрозрачные лапки огромного паука. И, постепенно, Мия начала подъем.
Вверх по высокой стене. Через зубцы на вершине и спутанные ветки колючего куста на стенах. Тени окутывали ее, словно пеленки младенца, и несли к медно-густому смраду смерти. Ее волосы развевались от нарастающего ветра.
Мия прокралась по окровавленным коридорам, укутавшись в такие глубокие тени, что почти ничего не видела. Тела. Повсюду. Задушенные и заколотые мужчины. Забитые до смерти собственными цепями или конечностями. Со всех сторон звенел шум убийства, в воздухе витало насыщенное зловоние потрохов. Мимо пробегали размытые силуэты, на полу рычали и извивались. Откуда-то издалека доносились крики, откуда-то, куда не пускала ее тьма.
Мия скользнула в Философский Камень, как нож между ребер. Эту тюрьму. Эту скотобойню. Прошла мимо открытых камер в более тихие пространства, где двери были по-прежнему заперты, где скрывались тощие и изголодавшиеся заключенные, которые не желали испытывать удачу в «Снижении». Девочка сняла плащ из теней, чтобы лучше видеть, и присмотрелась между прутьев к тонким, как палка, пугалам, к этим призракам с опустевшими глазами. Она понимала, почему люди соглашались попытать счастья в ужасном гамбите Сената. Лучше умереть в бою, нежели от голода в темноте. Лучше встать и пасть, чем преклониться и жить.
Если только, конечно, с тобой не заперт четырехлетний сын…
Пугала взывали к ней, приняв за Бессердечное привидение, явившееся их помучить. Мия обежала тюремный блок вдоль и поперек с широко распахнутыми глазами. В ней нарастало отчаяние. И страх, несмотря на кота в тени. Они же должны быть где-то здесь? Не могла же донна Корвере потащить сына на бойню ради возможности сбежать из этого кошмара?
Или могла?
– Мама! – звала Мия со слезами на глазах. – Мама, это Мия!
Бесконечные коридоры. Беспросветная чернота. Глубже и глубже в тени.
– Мама?
– Мама!
Мия с рывком проснулась, прядки волос прилипли к мокрой от пота коже. Ее сердце выпрыгивало из ребер, глаза расширились, грудь вздымалась и опускалась. Моргая в темноте, мокрая от паники, она наконец узнала свою комнату в Тихой горе; сияние, не имевшее источника, окутывало все мягким светом.
– Всего лишь сон, – прошептала она.
Не сон. Кошмар. Тот, который не снился ей годами. Каждую неночь, когда ужасы прокрадывались к ее кровати над лавкой Меркурио, каждый раз, когда фантомы ее прошлого проникали в голову, пока она спала, рядом всегда караулил Мистер Добряк. И раздирал их в клочья. Но теперь она осталась одна. Во власти своих снов.
Своих воспоминаний.
«Дочери, где же он может быть?»
Мия с трепетом оторвалась от подушек. Склонила голову. Обхватила себя руками. Страх пульсировал в груди в такт ее сердцебиению. Когда она сжала кулаки, тени начали извиваться на стенах. Девушка вспомнила, как они слетались по ее команде в прошлый раз, когда солнца спускались с небес. В прошлый раз, когда она…
«Не смотри».
Мия думала, что с ней все будет в порядке. После визита в библиотеку Трик проводил ее до спальни и заверил, что Мистер Добряк вернется. Когда пробило девять, она легла на кровать, попыталась убедить себя, что все будет хорошо. Но без защиты друга ничто не препятствовало ее снам. Воспоминаниям о той беспросветной, пропитанной кровью яме. О том, что она обнаружила внутри.
«Не смотри».
Мия крепко зажмурила глаза.
«Не смотри».
Пустая комната. Пустая кровать. Одиночество. Страх. Они накатывали на нее волнами. На протяжении многих лет она не оставалась одна. Никогда не боролась с ночными ужасами без сторонней помощи. Мия прижала кулаки к глазам и вздохнула.
Уже пробило девять. Нарушать комендантский час Достопочтенной Матери было бы глупо, особенно после того, что Духовенство сделало с Тишью. Но она уже выходила тайком с Эшлин и не попалась. Да и место, в котором она хотела оказаться, находилось всего через пару дверей.
«Место, в котором я хочу оказаться?»
Перед ней простиралась перспектива бесконечных, бессонных часов.
Растущий страх,
